Единственным кто напрягся, неожиданно оказался Макар. Нет, он не отговаривал, не запрещал, да и вообще, никак не высказывал своего мнения. Но я чувствовала, он против.
— Тебе не нравится? — однажды отважилась я на вопрос.
— Рыбка, моё мнение здесь, вообще, не играет значения, — качнул он головой.
— Почему же? Мне важно…
— Это всё равно ничего не изменит. Ты хочешь поехать, значит, ты поедешь. Ты же такая.
— Ты не хочешь, чтобы я поехала?
Он замялся, будто бы подбирая правильные слова.
— Скажем так, я не хочу, чтобы ты уезжала… Год это много.
От его слов стало невыносимо грустно, об этом я как-то не подумала.
— Мы что-нибудь придумаем, — пообещала я. Наверное, мне уже тогда казалось, что то, что происходит между нами — это навсегда. И я тешила себя наивными надеждами, что я наберусь сил и уверенности и смогу отстоять своё право быть с Макаром перед родителями.
Но это были слишком тревожные мысли, и пока я предпочла отдать все свои силы на подготовку к конкурсу.
Успешно пройдя первые два этапа, я уже морально настраивалась к тому, что ещё один рывок, и всё… стажировка моя. В этот период мы с Макаром заметно отдалились друг от друга, поскольку свободного времени не оставалось совсем.
А потом случилось то, чего никто не ожидал. Мой отец с инфарктом попал в больницу. Первые несколько суток пронеслись для меня как в тумане. Мы с мамой сидели в больничных коридорах, зарёванные и растерянные. И самым пугающим для меня было то, что я впервые видела хоть какие-то эмоции на всегда безупречном лице своей матери. И какие эмоции это были!
Отчаянье и страх наваливались на меня волнами, но надо было держаться, ради отца, ради матери. Стоит ли говорить, что мне резко стало не до конкурса и не до Евича, как и всего остального? Впрочем, к Макару мне как раз хотелось безумно, просто прижаться к нему и поверить его обещаниям, что всё будет хорошо.
Через неделю отцу стало лучше, его перевели из реанимации. Я металась между домом, больницей, фирмой отца и редкими набегами на учёбу. От моих посещений офиса было мало толку, я всё ещё была зеленой девчонкой, наивной и напуганной, но папа часто повторял, что любое дело нуждается в неусыпном контроле. Вот я и ездила… контролировать. Фирма работала как большой и отлаженный механизм, не особо нуждаясь в моем участии, но папин зам Олег Иванович снисходительно улыбался, позволяя задавать мне вопросы и совать свой нос туда, куда мне казалось важным. Подразумевалось, что однажды во главе фирмы стану я, о чём я никогда особо и не задумывалась, но напуганная папиной болезнью, считала, что должна всенепременно вникнуть во всё происходящее.
В один из вечеров к нам домой приехал Макар. Знакомый, лохматый, обаятельный и наглый. Я сначала повисла на нём, цепляясь за его плечи и разревелась. Он был таким родным, знакомым и словно из какой-то другой жизни. Я даже испугаться не успела, а что подумает мама, потому что в тот момент мне было всё равно. Стояла, прижавшись к такому знакомому Евичу, а он шептал какие-то глупости.
А потом, как и ожидалось, появилась мама, смерившая нас недовольным взглядом, но ничего говорить не стала, пригласив непрошенного гостя в дом.
Как и следовало ожидать, он ей не понравился. Безродный студент-лоботряс, про свои заработки он ей так и не сказал, видимо не желал делать акцент, на своей постоянной нужде. Она поила его чаем из семейного сервиза и натянуто улыбалась, я же сидела рядом, натянутая как струна. Один лишь Макар продолжая улыбаться в свои тридцать два зуба, как всегда уверенный в том, что его обаяние способно растопить даже самое чёрствое сердце. Но нет, моя мама как всегда осталась верна себе.
— Софья, ты же понимаешь, что это несерьёзно, — заявила мне родительница, стоило Евичу покинуть наш дом.
— Он замечательный и очень талантливый, — впервые в жизни воспротивилась я её мнению.
— Он тебе неровня!
— Не говори так! — вспыхнула я, не на шутку задетая поверхностью её суждений.
— А как ещё я должна говорить? Да он же тобой пользуется. Нашими деньгами, связями… положением.
— То есть это единственное за что со мной можно хотеть общаться?!
Мама сделала глубокий вдох, видимо, понимая, что этим путём меня не переубедить.
— И что… Ты готова бросить нас в такой тяжёлый период?
— Почему бросить? — искренне не поняла я.