Соня слушает внимательно и вдруг закрывает ему рот ладошкой, а другой рукой принимается гладить Мака по волосам.
— Ничего не говори пока. Я с тобой. Всё хорошо.
Мак вздрагивает ещё пару раз и зажмуривается, пытаясь унять слёзы.
— Ты всё ещё… думаешь… что это я?
— Нет, конечно нет.
Она гладит его и сердце рвется и от услышанного и от его вида. Маку очень легко выбить её из колеи. Она просто не может выдержать его страдающего вида.
И она верит ему.
— Ты не знаешь, что видел. Может, ты выпил? Отец застрелил волка, да, а у тебя всё просто смешалось в голове. Бедный. Я люблю тебя, — это вырывается непроизвольно, она не сразу замечает, что сказала и поспешно исправляется, отводя взгляд. — Это какое-то недоразумение с волком и с Томом. Не думай об этом. Все хорошо.
— Он просто оборотень, — шепчет Мак, прислоняясь к ней, но боясь обнять. — Я знаю, что видел… Не понимаю только, почему твой отец… так легко…
Она хмурится:
— Оборотней не бывает.
— Бывает.
— Глупости.
Но Мак молчит, и в молчании этом слышится ответ яснее, чем если бы он выразил его словами.
Соня вздыхает.
— Скажи мне, что ты не один из них. Тварей.
— Нет… Но я знаю о них.
Соня кивает.
— Так странно. Откуда?
— Отчим отправил меня… по делам. Ночью. Это был переулок, и я не понял сразу. Думал, тот парень просто целует девчонку… А там было столько крови. Но я не мог опоздать и повернуть назад. Меня бы убили дома. Я прошёл мимо, а он следил за мной горящими, полностью красными глазами. Я видел вампира.
От этих воспоминаний Маку становится ещё хуже и он замолкает, хватаясь за голову.
Она кивает и крепко обнимает его.
— Мы уйдем отсюда, и ты больше не будешь думать о Томе, или обо мне, или о моем отце. Все будет хорошо. Все закончилось.
Он судорожно выдыхает.
— Я тоже люблю тебя.
Она замирает, не в силах ему возразить, потому что вид у него такой, будто любое неправильное слово может убить.
— Хорошо, идём отсюда.
Он кивает, поднимается, весь дрожа, и в себя приходит только тогда, когда они оказываются на улице внизу.
Он не помнит, как вылез в окно и спустился, не помнит, как подобрал свою мокрую обувь и натянул её на ноги. Но то, как в комнате Тома загорелся свет, Мак уже, похоже, не забудет никогда…
— Они зашли. Думаешь, услышали нас?
— Не думай об этом, хорошо? — Соня крепко сжимает его руку. — Просто не думай, и не беспокойся о себе. Я обещаю, что у тебя не будет проблем.
Она догадывается, что засветившаяся кредитка, которую Том якобы украл у родителей перед тем, как сбежать — это дело рук Маркуса. Он замнёт это дело, и все забудут о том, что Томас существовал. Все, кроме людей, что воспитывали и любили его, как родного сына.
***
Всё ещё тяжело дышащая после очередного раза, Лидия забирается на спину Джеку и обвивает его торс ногами, схватившись за шею. Он идёт в ту зону её временного дома, которую с натяжкой можно назвать кухней, чтобы попить воды.
— Ты такой горячий, Тыковка, — мурчит она ему на ухо, и её мягкие, карамельные кудри щекочут его щёку.
Джек ухмыляется и наливает в стакан воды.
— А ну, — командует он с напускной строгостью, — слезай с меня! Мне на работу скоро, надо проверить пару объектов. Совсем меня… от Охотников отвадила.
— Ну-ну, я не против твоей работы, — она шутливо кусает его в шею и садится на стол, чтобы тут же потянуть Джека на себя и втянуть в долгий, горячий поцелуй.
Он обнимает её, улыбается. И тут же хмурится.
— Вот ведьма, — и подхватывает Лидию на руки. — Снова опоздаю!
В этот момент в дверь стучат и в квартиру беззвучно заходит высокая фигура человека в сером, будто блестящим от воды, плаще с капюшоном.
В первое мгновение создаётся иллюзия нереальности, будто в явь прорвалось дыхание сна.
Он отбрасывает капюшон, открывая белое, нежное, какое-то слишком правильное лицо, с острым разрезом тёмных, больших, непонятного цвета, выразительных глаз. Аккуратным носом и приятным изгибом губ, в которых лишь улавливается алый цвет, в котором тонет едва заметная синева, такая же, какая раскрашивает белки глаз, заметная лишь в том случае, если вглядываешься в неё внимательно. А в угольно чёрных, густых волосах словно гуляет ветер, хотя они и недвижимы.
Он улыбается открыто, светло, и это будто прикрывает собой остроту и… хищность оскала?
Даже на Джека образ его действует завораживающе. Не только из-за красоты, виной тому нечто, что не уловимо глазу, а влияет больше на инстинкты.
Но вот гость спохватывается, прикрывает себе ладонью глаза и отворачивается.