— Что? — изгибает она брови, и вдруг начинает смеяться. — Я не о том, дурень! В смысле, Скирт очень дорожит их дружбой и ревнует. Нервничает, когда ему кажется, будто его вытесняют. Он ко мне то еле привык. Но ты не бери в голову. То, что произошло… Это недоразумение. Я уверена, такого больше не повторится.
Они молчат какое-то время, Кейт заканчивает работать с его синяками и бросает взгляд на рюкзак, доверху набитый вещами.
— Понимаю, почему ты хочешь уйти. И не скажу, что я против. Я не очень хороший человек… И всё же, пусть и я бы подумывала об этом на твоём месте, всё же в итоге я бы предпочла задержаться.
— Почему это?
В комнате темнеет, закат отбрасывает на стены красные лучи.
— Потому что выгодно. Ты вряд ли в скором времени найдёшь место лучше. И если ты не идиот, останешься. Если же нет… скажу Элу, что идиотов жалеть себе дороже.
#4. Тухлые яйца
Скирт не помнит, как оказался дома, зато в голове всё ещё раздаются упрёки жены. Которые звучали вперемешку с сообщениями Алекс, его падчерицы.
Алекс звала его проветриться и была готова выслушать, так что Скирт предпочёл её общество и свалил в «Триногую ящерицу» — бар в западной части города, в которой странности на каждом шагу, если знать, куда смотреть.
Они с Алекс сидят в дальней и затемнённой части бара, стол заставлен кислотного цвета коктейлями и редкими закусками, половина из которых шевелится. Раздаётся музыка и голоса, пахнет сладковатым дымом и чем-то кислым от оббитых бархатной тканью сидений.
— Я к нему с ящиком пива пришёл, он забрал ящик и… — Скирт чихает и тянет руку за очередным коктейлем. — И закрыл дверь. Пришлось лезть через окно, едва не порвал топик… И это при том, что там были мои вещи, и я делал там ремонт. Почему ему отдали мою комнату, а не Хедрика?!
Так и не скажешь сейчас, что Скирту больше тысячи лет, он куда старше Элизара и большинства нелюдей в этом чёртовом городе.
Он устраивает голову у Алекс на коленях и упирает ноги в розовых носках с кружевом в кирпичную стену.
Она запускает пальцы в его волосы и гладит Скирта по голове, сочувственно и возмущенно цокая языком.
На пальцах её блестят кольца, а короткие ногти выкрашены в лимонно-жёлтый цвет.
На светлых, почти блондинистых коротких волосах, заколка с маленькими крылышками бабочки, которую Алекс снимает и прикалывает Скирту.
— Возмутительно, — говорит, продолжая перебирать его волосы. — Я так за тебя зла! Как он мог? И вообще, ему, что, родственников мало? К тому же Мак уже взрослый, как я поняла. Эл мог бы с тобой посоветоваться насчёт комнаты. Или хотя бы предупредить.
— Ему плевать на меня, — кивает Скирт, — теперь я убедился в этом.
— Ну, что ты? Как тебя вообще можно не ценить?! — она пытается приобнять его и заглянуть ему в лицо. — Но вообще, это нельзя спускать ему с рук! Пусть знает! Может он не понял даже, как паршиво поступил с тобой.
— Он сказал, что для него нет ничего важнее его семьи, а я кто?
Он всасывает в себя что-то цвета концентрированных смурфиков и закашливается, вернувшись мыслями к ответу Алекс.
— Отомстить Элизару?! Потому что мальчишку я трогать не буду, он пришибленный какой-то…
— Пришибленный? Расскажешь по дороге? И да… надо купить яйца. Просроченные. Думаешь, найдём такие?
— Зачем покупать? Я могу просрочить. По какой дороге?
— К его дому. Забросаем его тухлыми яйцами, — улыбается она, и в этот момент становится похожа на маленькую лисичку. — Надо же как то эмоции выплеснуть.
— Ты совсем ещё ребёнок, — вздыхает Скирт, приподнявшись и глядя на неё блестящими глазами. — Идём.
Он поднимается, опьянение лишь слегка прослеживается в речи, движениях и улыбке.
— И вовсе не ребёнок! — гордо задирает она свой аккуратный носик и плотно смыкает губы.
Но вскоре Алекс совсем забывает о его словах. Раздобыв яйца и шагая по освещаемой фонарями дороге, она держит Скирта за руку и улыбается, предвкушая их набег на элизаровский дом.
— Только маме не рассказывай, — просит она на всякий случай, и осторожно напоминает: — Так, что там с тем Маком, по твоему? Любопытно же.
— Такие бывают, причём, чаще у простых людей, чем у нас… — Скирт колдует над яйцами. — Знаешь, посмотришь им в глаза, а они почти мёртвые, словно живут в закрытой коробке, и это не похоже на депрессию. Тогда умереть хочется. А эти даже этого не хотят. Что-то в нём есть, но вообще, вряд ли он протянет долго.
Алекс какое то время молчит, и вздыхает.
— Страшно… У меня была депрессия, — вспоминает она, — но мне говорили, что в моих глазах боль и страх. Мерзко теперь думать об этом… Ну, что там с яйцами, будут вонять? — спрашивает деловито, хватает одно и трясёт над ухом.