Вы, женщины, всегда хотите знать о прошлом, только ведь прошлое осталось позади. Прошло. Его больше нет. Я не могу признаться тебе в том, что эта книга помогла мне пережить тюремное заключение, стала лечебным бальзамом, который исцелил душевные раны от несправедливого ареста. Тебе ни к чему знать эти неприглядные подробности. У всех нас бывают периоды, когда мы чувствуем себя загнанными в ловушку, запертыми в клетку. И не имеет никакого значения, где конкретно настигают нас эти страдания.
Я пожимаю плечами:
— Ничего особенного. Просто черная полоса…
Зато теперь я на собственном опыте знаю, что лучшая литература для тюрьмы — это пляжное чтиво.
— Дебби поддержала меня…
Когда Лав Квинн бросила.
Ты не выспрашиваешь подробности (моя умница!) и говоришь, что тебе знакомо это чувство (кто бы сомневался).
— Не хочу тебя огорчать, Джо, но должна сразу предупредить…
Как мило — ты обо мне заботишься.
— Тут не Кедровая бухта.
Мне нравится твой пыл — ты явно напрашиваешься на схватку, — и я наклоняюсь к тебе над стойкой, за которой ты болтала со старпером.
— Скажи это старикану, который сейчас тащит домой рекомендованного тобой Мураками. Кедровая бухта просто отдыхает.
Ты знаешь, что я прав, и пытаешься изобразить едкую ухмылку, но твои губы сами расплываются в широкой улыбке.
— Посмотрим, как ты запоешь, прожив здесь пару зим, — хмыкаешь ты и краснеешь. — Что в сумке?
Я одариваю тебя своей самой лучезарной улыбкой, хотя уж больше и не надеялся, что она мне когда-нибудь еще пригодится.
— Обед. И, в отличие от судьи Оливии Локхарт, у меня там целая гора еды. Можешь и брокколи съесть, и на мясо сесть.
Вот дерьмо, неужели я это сказал вслух?! Ты утыкаешься в экран, пока я стою перед тобой как последний идиот, который только что намекнул на свой член.
К счастью, ты томишь меня недолго.
— Компьютер что-то барахлит. Напечатаем бейдж позже.
Вот гребаная железяка! Или, может, это просто очередная проверка…
Ты ведешь меня в комнату отдыха и спрашиваешь, в какое кафе я хожу — в «Савэн» или в «Савадти»? Когда я называю первое, Суриката отрывается от своего «Колумбайна» и делает вид, будто ее сейчас вырвет.
— Фу. Ну и мерзость.
Нет, малышка, грубое поведение — вот настоящая мерзость.
Твоя дочь обожает «Савадти», и ты, похоже, на ее стороне. Тут мы не сходимся. Очень жаль.
Ты кладешь руку мне на плечо — чудесно! — а другой приобнимаешь свою Сурикату. Ты собираешь нас вместе под своим крылом и говоришь, что мне еще многое нужно узнать о Бейнбридже.
— Номи, конечно, впадает в крайности, Джо. Но здесь у нас все люди делятся на два типа: те, кто ходит в «Савэн», и те, кто предпочитают «Савадти», — заявляешь ты и скрещиваешь руки на груди.
Боже, ты что, в самом деле такая мелочная?
— Ясно, — я киваю. — Но разве обоими ресторанами владеет не одна и та же семья?
Суриката со стоном закатывает глаза и демонстративно напяливает наушники — очередная грубость, — а ты зовешь меня на кухню и со вздохом поясняешь:
— Ну да, но меню там немного различается.
Открываешь холодильник, я убираю свой обед. Вся эта ситуация дико нелепа, а спор не стоит и выеденного яйца, и ты сама это чувствуешь, поэтому заговариваешь первой:
— Не злись. Разве не из-за таких вот причуд ты и приехал в наше захолустье?
— Вот черт! Куда я попал?
Ты кладешь руки мне на плечи и заглядываешь прямо в глаза (у вас что, не проводят семинары по сексуальным домогательствам на рабочем месте?).
— Не волнуйся, Джо. До Сиэтла всего тридцать пять минут езды.
Я хочу поцеловать тебя, но ты убираешь руки, и мы возвращаемся в зал. По дороге я говорю, что переехал на остров не для того, чтобы то и дело мотаться на пароме в город.
— А зачем ты вообще сюда переехал? — спрашиваешь ты, пронзая меня взглядом. — Серьезно, Джо. Нью-Йорк. Лос-Анджелес. Бейнбридж. Как-то не вяжется.
Ты меня проверяешь. Прощупываешь. Требуешь большего.
— Я пошутил про «Кедровую бухту»…
— Это и так было понятно.
— Просто мне здесь понравилось. Раньше Нью-Йорк был похож на книги Ричарда Скарри…
— Обожаю его.
— Но теперь все изменилось. Может, виноваты эти вездесущие велосипедисты…
Или мертвые девушки.
— В Лос-Анджелес я уехал, потому что все так делают. Куда смотаться, если надоел Нью-Йорк? На Западное побережье.
Как давно моей жизнью никто не интересовался. Я уже и сам начал забывать о том, что было, но твои вопросы — и твой искренний интерес — всколыхнули во мне воспоминания.