Маменька, как только пришла с утомительной заводской смены, сразу почуяла неладное: Розочки нигде не было. Не было и записки возле зеркала, но портфель с нарисованным на нем Чебурашкой аккуратно лежал на кресле. Значит, Роза пришла со школы, кинула портфель и пошла за молоком. Взволнованная маменька побежала к холодильнику. Открыв дверь, она еще больше испугалась: там был кусок ливерной колбасы, трехлитровая банка с замаринованной в домашних условиях селедкой — но молока не было. Взволнованная женщина кинулась в подъезд опрашивать жителей и искать доченьку. Обычно свидетелями всего, что происходило, были дежурные бабушки, восседавшие на деревянных лавках и способные воспроизвести в архивах своей памяти любые детали.
Но ни Федотовна, ни Авдотьевна, ни Карповна не видели стремительно бегущую в продуктовый магазин Розу.
Отчаявшись, маменька вернулась домой, чтобы звонить в милицию. Минуя лестничные пролеты на третьем этаже, ее привлекла скомканная бумажка, и в это самое мгновение сердце маменьки кольнуло — тот самый листик, на котором было написано послание о покупке молока! Перед ее взором предстала шестьдесят девятая квартира — та самая печально известная квартира странной общины. Маменька несколько раз постучала в дверь и позвонила. Хотя изнутри слышалось какое-то шебуршание и шаги, но никто не открывал и даже не спросил «кто там».
В это самое время на балкон с мегафоном вышел престарелый Вунсолай. Случайные прохожие и вовсе бы не обратили на него внимания, если бы не речи, которые он начал читать. Они заставляли прислушаться каждого человека, который проходил мимо просто так или, например, выгуливая собаку.
— Люди! Час настал проститься с этим греховным моментом вашего существования. Небогоугодные твари должны приготовиться к расплате за свои проделки мирские! Да пребудет с вами святое веяние вселенского Апокалипсиса! — голубоглазый старик читал проповеди до тех пор, пока к подъезду не подъехала милиция. В этот самый момент его охватила настоящая истерика.
— Вот они, слуги Дьявола, что пытаются помешать нашей миссионерской деятельности в пограничных мирах! Сера! Сера! Сера! — дверь на балкон закрылась, а Розина мама тем временем встречала двух людей в форме, на ходу пытаясь им объяснить, что дочку ее похитили, скорее всего, странные люди с третьего этажа. Кое-как выслушав доводы испуганной женщины, милиционеры поднялись на третий этаж, но им никто не открыл. За дверью лишь слышались какие-то странные речи, плавно перетекающие в песнопения.
Один из сотрудников приготовился выбивать дверь. С разбегу он несколько раз ударил по ней плечом, и в следующие мгновения дверь затрещала и поддалась. Оказавшись в квартире, милиционеры первым делом обратили внимание на вездесущую вонь и ковровое покрытие из останков братьев наших меньших. Предварительно сняв оружие с предохранителя, они зашли в комнату.
В зале их взору предстала следующая картина: в центре комнаты на стуле замотанная в белую занавеску стояла девочка, вокруг нее лежали трупы четырех жителей общины. Как показало следствие, они сами себе перерезали глотки старыми кухонными ножами — оттого весь пол был залит еще теплой кровью. Роза стояла на стуле и молча смотрела на милиционеров. Один из сотрудников подошел к ней, чтобы взять на руки, она обняла его за шею и тихо прошептала: «Теперь они спасены».
Вернув дочку маме и составив протоколы, милиционеры ушли, оставив уйму работы следователям и криминалистам.
А Роза с тех пор несколько замкнулась и редко общалась со своими сверстниками. Бывало, она все же пыталась рассказать им о порочности этого мира, но те лишь отмахивались и просили «не грузить их всяческой ерундой».
Случай на лекции
Постепенно поточная аудитория заполнялась студентами. Парни и девушки усаживались за разрисованные нецензурщиной парты, болтали о чем-то между собой и наполняли помещение единым гулом молодости.
Тишина наступила, как только преподаватель зашел в аудиторию. Нарочито громко хлопнув дверью, он обратил на себя внимание учащейся молодежи. Тут же все встали и замерли в ожидании.
— Так-то лучше… — удовлетворенно произнес Павел Степанович и подошел к кафедре, установленной прямо на столе. Затем он махнул рукой, и с грохотом все уселись за парты. Один из студентов что-то прошептал своему товарищу.
— Сергиенко, пошел вон из аудитории! — истошно рявкнул Павел Степанович. Студент с виноватым видом тут же положил конспект в сумку и, спешно поднявшись, как можно тише направился к выходу. Сосед его смотрел в конспект и всем своим существом делал вид, что увлеченно готовится к началу лекции.