После этого он работал, читал и настойчиво пил, целый год почти ничего другого не делал. Он не забывал, что способен на убийство, но считал, что избавился от нужды. А потом проснулся однажды утром и обнаружил у себя в кровати развороченное тело парня — лицо и грудь вмяты ударами, живот широко разорван. Руки Джастина были все еще погружены в переливчатую мешанину багровых внутренностей. По пятнам у себя на коже он понял, что размазывал их по собственному телу, и, возможно, катался в них.
Он не помнил, как встретил этого парня, не знал, как убил его, открыв тело, будто огромный и влажный рождественский подарок, или зачем. Но труп хранил до тех пор, пока не появился запах, а потом отрезал голову, выварил, чтобы плоть отстала от кости, и сберег череп. С тех пор это не прекращалось. Все они были парнями, молодыми, стройными и привлекательными, все во вкусе Джастина. Оружие казалось слишком простым, слишком безликим, так что он опаивал их и душил. Словно Вилли Вонка в цветастой утробе своей шоколадной фабрики, здесь он заказывал музыку, он воплощал собственные мечты.
Разумеется, это были темные и одинокие празднества. Но таким же было и сочинительство; такими же были и живопись, и занятия музыкой. Таким, предполагал он, было все искусство, если добраться до его жидкого ядра. Он не знал наверняка, является ли искусством убийство, но иным творчеством не занимался никогда.
Он встал, засунул «Вино из одуванчиков» обратно на забитую книгами полку и вышел из спальни. Включил на случайное воспроизведение любимый диск и прошел сквозь свою маленькую квартиру в тесную кухоньку. Окно возле холодильника выходило на кирпичную стену. Фрэнк Синатра пел «Ты у меня под кожей».
Джастин открыл холодильник и вытащил оттуда завернутый в фольгу пакет. Внутри лежал кое-как вырезанный кусок мяса размером с тарелку, темно-красный, жесткий и волокнистый. Порывшись в грязной посуде, беспорядочно сваленной в мойку, он нашел нож и отрезал от мяса кусочек размером с ладонь. Он был не очень голоден, но хотел закинуть в живот что-нибудь, способное впитать грядущую выпивку.
Джастин разогрел на сковороде масло, посыпал мясо солью, положил в шипящий жир и обжаривал до тех пор, пока его края не покрылись темной корочкой, а на дне сковородки не скопился свежий сок. Потом выложил мясо на блюдце, отыскал в ящике для серебряной посуды чистую вилку, стоя расположился у стойки и принялся за обед.
Мясо было жестковатым, но чудесным на вкус, жирным и соленым, и слегка отдавало мускусом. Он ощущал, как оно распадается под действием кислот в его слюне и желудке, чувствовал, как получившиеся белки усваиваются его клетками и становятся его частью. Это было приятно. Но сегодня ночью он собрался обзавестись кое-чем получше. Человеком, который жил бы с ним и всегда оставался рядом, чей разум всецело принадлежал бы ему. Самодельный зомби. Джастин знал, что это возможно, если только ему удастся уничтожить нужные зоны мозга. Если дрель и шприц отбеливателя не сработают, в следующий раз он попробует что-нибудь другое.
Ночь опускалась за окном, словно занавес, воруя из вида на стену кирпич за кирпичом. Голос Синатры был мягким и нежным, как сливки. «Ты… глубоко в моем сердце…». Джастин задумчиво кивнул. Мясо оставило на языке тонкий металлический привкус — один из множества вкусов любви. Скоро настанет время выходить из дому.
Помимо поездки в Рено и восхитительного путешествия в пустыню Джастин никогда не выезжал из Лос-Анджелеса. Он мечтал как-нибудь еще навестить пустыню, снова разыскать города-призраки и ядерные лунные пейзажи, которые так понравились ему в Неваде. Но не съездил больше ни разу. Чтобы туда попасть, нужна была собственная машина. Не иметь машины в Эл-Эй — все равно, что сложить лапки и умереть на месте. Лос-Анджелес обладал гигантской нервной системой, но не имел мозгов.
После того, как его уволили с работы на заводе по производству апельсинового сока за постоянные прогулы — слишком много времени уходило на тела, которые следовало нарезать, сохранить, поглотить — Джастин не был уверен, как долго еще сможет платить за квартиру. Но и как съедет отсюда после всего, тоже не представлял. Вокруг царил ужасный беспорядок. Соседи начали жаловаться на запах.
Джастин решил сейчас об этом не думать. У него еще оставалось немного денег, и от дома на Силвер-Лейк до ослепительного карнавала в Западном Голливуде его довезет городской автобус — это он знал наверняка. Довозил уже бессчетное количество раз.
Если повезет, домой он вернется не один.