— Вечером все в силе? — тихо спрашивает он, и Ник отвечает ему многозначительным кивком.
— Что в силе? — через минуту уточняю я.
— Кажется, они сегодня собираются сделать какое-то объявление, — таинственно выдает Ник.
Я хмурю брови, лицо напрягается.
— Расслабься, — просит Ник, — все ведь хорошо.
— Не могу привыкнуть, — бормочу я, — к тому, что моя мать… и Антон Николаевич. Боже. По-твоему, это нормально?
— По-моему, они влюблены, — говорит Ник и прижимается губами к моей щеке, я отстраняюсь.
— Они прячутся по углам, как подростки, — протестую я, — делают вид, что никто ни о чем не догадывается. Это не похоже на что-то серьезное.
Ник даже останавливается, смотрит на меня с подозрением и успокаивающе говорит:
— А ты бы как вела себя в их возрасте? У них дети, обязательства. Им тоже сложно. Возможно, даже сложнее, чем вам со Стеллой.
Я корчу недовольную мину. Ник, как всегда, прав. К тому же мама заметно изменилась. Помню наш долгий разговор в ночь перед тем, как я должна была уехать в интернат. Что интересно, говорила, в основном, я. Из меня лился грязный поток из всех обид и подавленных чувств, я обрушила на мать всю боль, что преследовала меня многие годы. И в тот раз мама впервые позволила мне высказаться. Она терпеливо слушала мои излияния, и в какой-то момент я отчетливо видела слезы на ее глазах.
Она сказала, что попытается стать лучшей матерью. Хоть я и отнеслась к этому с предубеждением, это оказались не просто слова: она передумала меня отсылать.
Каждый день, когда я по обыкновению возвращалась из школы и стремилась в свою комнату, она останавливала меня и приглашала отобедать вместо с ней. Поначалу я отказывалась, но она продолжала настаивать, и однажды я сдалась. Не скрою, мне было любопытно посмотреть на то, как она будет исправлять сложившуюся ситуацию. Таким образом мы стали обедать вместе. Если раньше мне казалось, что я живу с призраком, то теперь мы стали кем-то вроде соседей. И это было начало.
Мы общались. Она рассказывала мне о себе, я ей — о школе и повседневных, ничего не значащих проблемах. Делиться чем-то личным мне не хотелось. Я всегда чувствовала, что мама может закрыться так же быстро, как открылась. Мне не хотелось давать себе ложные надежды.
Но она не переставала меня удивлять. Однажды на меня накатила ностальгия, я остервенело рассказывала ей о своих днях рождения, которые проводила в одиночестве. Вырвалось само, я не хотела жаловаться. Но на следующий день мама устроила мне праздник. Она совместила все дни рождения, которых я была лишена. Она запоминала все, о чем я ей говорила, даже мелочи. Она правда старалась. Не знаю, все ли ее порывы по отношению ко мне были связаны со стремлением понравиться Антону Николаевичу (сейчас я уже стараюсь об этом не задумываться), но у нее получалось. Она стала матерью, когда мне исполнилось семнадцать, но кто считает? Нет, не я. Почти что.
Из транса меня выводит ласка Ника. Он нежно проводит рукой по моим волосам. От этого его движения по низу моего живота разливается тепло, а сердце трепещет в груди.
— Пойдем на урок, — шепчет он мне, — звонок уже прозвенел.
Мы вприпрыжку несемся по коридору, держась за руки, и я понимаю, что каким-то непостижимым образом этот тяжелый год становится лучшим в моей жизни.
Конец