— А ты что, Паш? — спрашивает у второго сына, теряя ко мне интерес. — Не соскучился, значит?
— Ты нас бросил, — шипит Пашка, подходя ко мне и обнимая меня за плечи.
Ему всего двенадцать, а он умело считывает мою растерянность. Своими объятиями будто защищает меня от отца, которого считает предателем. Наверное, это неправильно, но я и не думаю пресекать его ненависть, как-то разубеждать его, говорить, что он не прав. Это вранье. Слава действительно их бросил. Оставил на три года, а вернулся будто и не было ничего. Будто так и должно быть.
— Вижу, все так же остался маменькиным сынком, — кривится Слава, вызывая во мне желание хорошенько ему врезать.
— Не слушай его, Паш, — подбадриваю сына, хватая его за руку, которой он меня обнимает. — Ты самый лучший.
— Ты главное не волнуйся, мам, — тихо говорит мне. — И не плачь, ладно? Не вздумай плакать.
Слезы сами подкатывают к глазам после его слов. Не потому, что мне неприятно присутствие Славы, а из-за того, как сын меня поддерживает. Я молча киваю, смаргиваю слезы и ободряюще улыбаюсь Пашке, давая понять, что все в порядке. Он вырос так. Достает мне до плеча, а я ведь не маленькая ростом, вытянулся, стал широким в плечах. Еще несколько лет, и отбоя от девчонок не будет. Я думаю об этом, чтобы отвлечься и успокоиться, чтобы не хотеть врезать Славе и не выставить себя неуравновешенной истеричкой перед сыновьями.
— Я и тебе подарки привез, — не унимается Слава, обращаясь к Паше. — Точно не хочешь подойти?
— Не хочу. И подарков твоих мне не надо.
— Ну, раз не надо...
Слава пожимает плечами и отдает пакеты, что держит в одной руке, Олегу. Те, что сжимает пальцами другой относит к себе в машину и запихивает в багажник. Я же мотаю головой и понимаю, что он даже не пытается заслужить расположение Пашки. Напротив, настраивает ребят друг против друга, заставляет выбирать, сомневаться. Паша ведь тоже ребенок, что ему стоило проглотить обиду и дать эти пакеты. Не ему, если не возьмет, так мне.
Вот это демонстративное пренебрежение, мол, смотри чего ты лишаешься. Брату за его лояльность я вручил дары, а ты остаешься ни с чем. Все потому что маменькин сынок, хотя Паша никогда таким не был. И Олег тоже. Они самостоятельные, самые лучшие, взрослые и понимающие. Они опора, которую Слава умело расшатывает.
Я осматриваюсь. Ромы еще нет. В принципе, все самое ужасное уже случилось. Приди Слава в квартиру, как-то можно было бы оградить ребят, но на улице у меня не было ни единого шанса.
— Может, пригласишь в дом? — спрашивает с усмешкой, автоматически ставя себя на ранг выше.
— Извини, не приглашу, — отказываю. — Мы с ребятами устали и уже поздно.
— Мам, ну пожалуйста, — выпрашивает Олег.
— Нет, — остаюсь на своем. — Папа сможет прийти к вам завтра. Сегодня мы идем домой одни.
Олег недоволен, но слушается, прощается с отцом и поникший идет к двери. Я даю Паше ключи и велю им идти домой.
— Мы несколько минут поговорим. Идите.
Без поддержки сына я чувствую себя в опасности рядом с, как оказывается, совершенно незнакомым мне человеком. Того мужчины, которого я знала семь лет назад, давно нет. Сейчас вместо него самоуверенный ублюдок, который думает, что вправе принимать решения относительно детей, которых не видел три года.
— Я думала, что получится решить по-другому, — говорю ему. — С завтрашнего дня я подключаю юристов, видеться с детьми ты сможешь только после решения суда. Тебя не было три года, Славик. Три долбанных года. А теперь ты заявляешься в подарками и улыбками, оскорбляешь того сына, которому неугоден и поощряешь другого! Ты кем себя, мать твою, возомнил?!
— Отцом.
— Хреновый из тебя отец, Славик. Ты три года просрал и совсем не знаешь своих детей. Они выросли. Ты им в качестве подарка что приволок? Автоматы и пистолеты? Джедайские мечи?
— Увидишь, — с улыбкой произносит Слава.
Он совершенно спокоен, в то время как я не на шутку распалена. Зла на него за то, что у него всё просто. Он не думает о чувствах детей, вертит ими так, как хочет. Сегодня я хороший папа, завтра могу пропасть, а затем снова появиться и улыбнувшись, спросить, почему один из сыновей отворачивает от меня голову. Была бы под рукой ваза — так бы и разбила ее о его голову, но увы ни вазы, ни чего-то, чего не жалко, у меня нет.
При этом я понимаю, что к самому Славе у меня нет абсолютно никаких чувств. Они умерли еще во время последнего года нашей семейной жизни. Четыре года после мы спокойно уживались, он мне не мешал, забирал детей, гулял с ними, изредка дарил подарки. Был неплохим отцом, за исключением последних трех лет. Я ненавижу его за них. За то, что Олег всё это время его ждал, за злость и обиду Паши, за то, как он с ним обошелся. Руки чешутся ворваться в квартиру и выбросить его подарки Олегу через окно.