Ян усмехается, но уже через пару секунд салон заливает звуком. Так и правда легче, хотя бы тишина не давит на нервы.
— Куда мы едем? — решаюсь на очередной вопрос.
— Катаемся.
После этого я замолкаю. Ну не буду же я из него клещами все тянуть. Возможно, ему нужно больше времени, чтобы успокоиться.
— Важный звонок, — быстро бросает мне Ян, отвлекаясь на светящийся новым входящим вызовом телефон. — Да. Что?.. Блять, ты сам где сейчас?.. Я буду минут через десять.
Он сразу сворачивает на парковочное место и глушит двигатель. Уже по разговору было понять, что случилось что-то плохое. Я терпеливо жду, пока он сам заговорит.
— У Верта мать умерла, — тяжело произносит Ян.
В порыве необъяснимого щемящего душу сочувствия я ловлю его ладонь и сжимаю в двух своих. Почему-то мне кажется, что эта женщина что-то значила и для него.
— Отвезу тебя сейчас домой, сам в больницу к нему рвану. Надо еще подготовить все, — он вырывает ладонь из моих рук и ударяет ей по рулю. — Сука, да почему все так…
— Я поеду с тобой, можно?
Ян медленно поворачивается ко мне.
— Зачем тебе это?
— Можно? — повторяю с нажимом.
— Поехали.
Я сама не знаю, зачем попросилась с ним и зачем я вообще им там нужна, но мне не хотелось оставлять Яна одного.
Да и Вертинскому поддержка тоже не помешает. Элементарно вещи найти на похороны…
Возле больницы Ян помогает мне выбраться из машины. Он вытаскивает из кармана кожаной куртки пачку сигарет, а потом вопросительно смотрит на меня.
Одними губами я шепчу «не против» и иду за ним тенью к лавочке, где сидит Мирон.
Он выглядит разбитым. Каким-то потерянным.
Терять родителей всегда тяжело. Это будет одинаково ощущаться и для маленького ребенка, и для взрослого. А если они еще были близки…
— Ты как? — спрашивает Ян сразу, хлопнув друга по плечу.
— Я его убью, — голос Вертинского пронизан холодом. — Все из-за этого уебка.
— В чем дело?
— Одна из его потаскух притащилась к матери домой. С животом. А у нее и так сердце барахлило в последнее время… — он сглатывает. — Блять, хочешь гулять — разведись, а не еби мозги всем вокруг.
— Тихо. Вычеркни его нахуй из своей жизни. Сочувствую, мужик. Арина Викторовна была очень хорошим человеком. И тебя любила больше жизни. Так что не делай глупостей, она бы не хотела.
Вертинский кивает, а потом запрокидывает голову к небу. Я замечаю, что уголки глаз у него блестят.
— Прими мои соболезнования, пожалуйста.
— Агата Юрьевна? — он дергается от моего голоса. — Не заметил.
— Давай уже просто Агата. Ты спал на моем диване, какая уж тут Юрьевна.
— Да неудобно как-то, — парень неловко улыбается.
Порыв ветра резко сносит табачный дым от тлеющей сигареты Яна в мою сторону. Он неожиданности я закашливаюсь и морщу нос.
Костров тут же тушит сигарету о край урны и выбрасывает ее. Вроде ничего не означающий жест, но у меня от него внутри какие-то странные ощущения… По-моему, из таких вот мелочей все и складывается.
— Что тебе сказали? — Ян переводит тему.
— Да я и не разговаривал толком ни с кем, не знаю. Мне ее увидеть дали, ну и я все. Вышел сразу, тебе вот только набрал.
— Пойду узнаю все тогда. Агат, — поворачивается ко мне. — Посидишь с ним?
— Да, конечно.
Костров заходит в больницу, а я продолжаю стоять возле лавочки. Нужно срочно придумать, чем можно отвлечь Мирона, чтобы он окончательно в себя не ушел.
— Как машина? — ляпаю первое, что приходит в голову.
— Сделали уже все. Да там неглубоко было, так что особо заморачиваться и не пришлось. Динь сама больше испугалась, я же видел. Особенно когда ее в машину заталкивали.
— Вы не виделись с ней после этого?
— Она все еще на меня обижена. Пару дней назад не села ко мне, когда я предложил подвезти.
— Это она умеет, да, — возле моего лица появляется облачко пара, когда я хмыкаю в ответ.
Некоторое время мы проводим в молчании, а потом обстановку разряжает вернувшийся Ян. Он кратко пересказывает все, что узнал у врача, и предлагает забросить Вертинского на квартиру, потому что весь основной процесс начнется все равно утром.
— У меня же машина здесь, я доеду, — Мирон отнекивается.
— Куда тебе за руль в таком состоянии? Либо сам долбанешься, либо кого-то. Давай, в мою тачку, без разговоров.
— Так и правда будет лучше, — вставляю свое слово.
Возле дома Вертинского я предлагаю ему свою помощь, и он не отказывается. Мнется только первые секунд десять, но потом все-таки утвердительно кивает, когда я настаиваю на том, что это нормально.