Минуту сидел за лабораторным столом, замерев от удачи и не веря себе. Я совершил то, что никому еще не удавалось — доказал физическую природу призрачной материи! После неторопливо, сдерживая переливающуюся через край радость, отправился к Мельнику. Он переговаривал с кем-то по телефону, в ожидании конца его разговора привел свои разбежавшиеся мысли в относительный порядок. Когда же руководитель обратился ко мне:
— Что у тебя, Сергей? — ответил коротко, стараясь выдержать спокойствие: — Получилось, Илья Николаевич. Я зарегистрировал ментальное поле.
Мельник сразу не понял, о чем я веду речь, переспросил:
— Что получилось? Как зарегистрировал?
Не стал вдаваться в разъяснение, предложил пройти ко мне. Здесь продемонстрировал ему свое поле — он уже видел его, хотя оперировать еще не мог, — а затем, трансформировав в нужную форму, подал энергию на измерительную аппаратуру. На глазах изумленного ученого стрелка прибора пошла вверх, а на экране осциллографа появилась ломанная линия, отражая параметры моего сигнала. Дал ему время немного прийти в себя, а потом убрал поле — приборы показали это.
По ясному жесту Мельника: — Давай еще! — повторил опыт несколько раз, пока он не махнул рукой: — Довольно!
По озадаченному выражению на лице руководителя видел, что он никак не может осознать — на его глазах произошло открытие совершенно нового для официальной науки явления. То, о чем ведущие ученые умы утверждали, как о псевдонауке, получило реальное подтверждение. Мы может повторить опыт перед кем угодно, продемонстрировать воочию непризнанную прежде энергию. Наверное, подобные мысли пришли и Мельнику, высказался:
— Молодец, Сергей, добился своего. Сейчас надо всесторонне изучить характеристики поля, его закономерности, проработать теоретическую базу. Но главное сделано — доказал, что ментальная материя существует, так же, как и пси-поле. Его тоже вначале приняли в штыки, а сейчас признан всем научным миром. Так что продумай дальнейшие исследования, после вместе проработаем план. Прежде, чем объявлять о своем открытии, надо нам хорошо подготовиться. Представляю, какой крик поднимут наши оппоненты! Так что у нас должно все продуманно, с неопровержимыми аргументами.
Доводы Мельника были мне очевидны — наше открытие ожидает трудный путь, все новое дается непросто, особенно в такой консервативной среде, как наука. Ну что же, будем работать дальше, а особо — над применением новой энергии в лечении людей. Только вначале нужно доказать, что она имеет законное право на признание официальной науки и медицины. Иначе нас просто не допустят к клинической работе над реальными больными. Именно этой первоочередной задачей я занялся, взялся за нее сразу, не почивая на лаврах первого успеха.
Шестой курс начался привычным образом — семинарами и практическими занятиями в базовых клиниках. Разве что по новому предмету — судебная медицина, они нередко проходили в морге. И еще разбили нас на потоки по будущей специализации. Она пройдет на следующий год — в интернатуре и ординатуре, но уже сейчас провели предварительный отбор. Учитывали как наши пожелания, так и средний балл — на некоторые специальности соискателей оказалось больше, чем вакансий. Самыми популярными оказались акушеры-гинекологи, за ними хирурги, а потом терапевты. Сам я встал перед выбором хирургии или невропатологии, остановился все же на первой. Хотя нынешняя работа в институте связана больше со второй специальностью, но перевесили планы с применением своих способностей в оперативном вмешательстве.
Кроме общего для всех студентов курса проводили дополнительные занятия по выбранной специальности. Они считались факультативными, необязательными, но все понимали — от отношения к ним немало зависит, примут ли тебя в ординатуру по данной специальности или пойдешь на терапевта в интернатуру — туда брали всех. Пришлось и мне задерживаться на таких занятиях, хотя особого толка от них не видел — просто смотрел, как проводят прием больных хирурги, готовят и проводят операции. О каком-то участии в них речи не было, могли только привлечь к уборке операционной, иногда поручали сестринские обязанности — готовили больных, перевязывали, обрабатывали инструмент.
Но однажды я вмешался, правда, никто о том не заподозрил. У оперируемого больного остановилось сердце, усилия хирургической бригады не смогли заставить его вновь работать. Когда врачи уже сдались, в буквальном смысле опустили руки, принялся сам бороться за жизнь умирающего. Видел, что его организм просто не имел сил поддерживать работу важного органа — аура поблекла в характерном для такого состояния сером оттенке. В самом скором темпе настроился на поток менто-энергии, а потом направил ее узким лучом в отказавший мотор. От первого импульса сердце вздрогнуло — я еще помог ему чередующимся сдавливанием ткани миокарда, а потом заработало само, подпитываемое идущей от меня энергией. Так и поддерживал его, пока изумленные врачи не принялись за продолжении операции.