Сдерживаюсь с огромным трудом, чувствуя, как ритмично сокращаются стенки влагалища, ты совсем скоро кончишь, а я же следом, еще немного…
И Лана уже дергается в последнем спазме, падает с высоты, что мы вместе достигли, и я улетаю за ней. Как с парашютом, что не раскрылся.
И страшно, что насмерть. И восторг почти детский. Словно снова есть только она. Я. И тот бережок в Балашихе, скрытый ветками ивы.
Чувствую, как она дрожит, как обволакивает кипятком член.
Вытаскиваю резко под звон женского стона и кончаю на платье, с рыком:
— Свободен.
Лана даже улыбается подо мной, спускает дрожащие ноги с плеч и просто лежит. Не дергается, только пытается восстановить дыхание. Я просто расслабляюсь. Впервые за столько времени дышу полной грудью, ощущая себя живым. Это, как знаете, в гору подняться. Тяжело, больно мышцам, но от свежести воздуха спирает дыхание, а от вида захватывает дух. Я ходил на Таганай, знаю, о чем говорю.
И я лежу на ней, член в сперме, кожа в поту. Хочется помыться. Или поспать, а лучше поцеловать Лану. Да, последнее, пожалуй, больше всего. Но она подставляет щеку и буквально выскальзывает из-под, меня. Собирает трусы, что давно выпали из ее рта, и на ходу, пошатываясь, снимает платье.
— Хочешь повторить? — смотрю на ее попку орешком и тонкую талию. Ни на грамм не изменилась. Чуть дунь, и ветер унесет.
— Хочу помыться. Помнишь, как мы любили гигиену, — говорит она, кивает на душ и стягивает лифчик. Ну ок. Опираюсь руками на диван, с трудом встаю и иду в душ. На вешалке оставляю одежду и, мало что соображая, захожу за дверь душевой.
Глава 6.
— Пойдем в ванну?
Поворачиваюсь к ней, чтобы позвать с собой, как она вдруг захлопывает перед носом двери. Оставляя мне только вспоминать охрененное тело в полный рост и все еще торчащие соски.
Ржу, твою мать. Что за детский сад?
Замок слабый. Выломать пару мгновений, и она это знает, поэтому говорит быстро. Пытается оправдаться перед самой собой за любовь.
Ну давай, послушаем.
— Максим, нам нельзя быть вместе. Нам нельзя трахаться.
— И чтобы сказать это, ты закрыла двери? — задаю вопрос иронично, оборачиваясь и включая душ.
— Мне так с тобой разговаривать легче.
Понимаю. Я уже готов накинуться на нее снова.
— И что?
— Ты женишься. Мы брат и сестра. Нам нельзя делать такие вещи. Это противоестественно. Так что… Пообещай, что больше не будешь меня к этому склонять, — говорит она жалобно и шуршит одеждой. Переодевается. Склонять, надо же.
— Ты, как мне кажется, отлично склонялась.
— Замолчи! — шипит он и чем-то ударяет в дверь. — Не подходи ко мне больше, тебе ясно?!
— Нет, — говорю спокойно, подмываясь остужающей пыл водой. Вроде легче. И даже как-то весело. Нашел ее ведь. Случайно. Но сам факт. Судьба не дала нам всю жизнь существовать раздельно. Так о какой сдержанности может идти речь?
— Что именно нет?
— Все нет, Лана. Я же сказал, что больше тебя не отпущу. Тебе больше не сбежать от меня.
— Ты сам-то себя слышишь?! — кричит она через дверь и снова ударяет. - Мы же родственники!!
— Не ушиблась?
— Ушибся ты, когда тебя рожали?
— Гены гнилые, — замечаю резко, со злой иронией... Она тут же умолкает. И за коричневой дверью такая тишина, что сердце делает кульбит. — Лана!
Глава 7.
Пинком ноги выламываю замок. На двери. Оглядываю пространство. Скамейки, шкафчики, брошенное платье. Съебалась. Неужели думает, что сможет сбежать?
Подбираю легкую ткань и втягиваю запах, чувствую, как кружится голова от смеси ароматов.
— Глупая. Я ее теперь по запаху везде найду.
По дороге вниз набираю номер детектива, которого три года снабжал баблом.
Он должен был найти Лану, но…
— Ее след обрывается, но мы не будем сдаваться… Я отправлю запрос друзьям за границу.
За границу. Буквально под носом была ведь.
— Я там дверь сломал… — говорю администратору с причёской попугая.
— Как сломали?
— Случайно, — выкладываю несколько купюр и глаза парня тут же загораются.
Спускаюсь по лестнице и выхожу в удушающую майскую духоту. В тот май тоже было жарко. Мы с Ланой спасались ежедневным купанием и неспешным, грязным сексом на влажной траве. Она глотала, напивалась мною, а я жадно втягивал ее соки
— Максим Игоревич, рад вас слышать, — уже лепечет, взявший трубку, Глеб Ломан. Правда, с ленцой. — Хотел как раз Вас порадовать. У нас есть зацепка!