Я полностью подчинился бешеной фурии, и шторм бушевал, не переставая, десять, двадцать, тридцать минут — кто мог измерить? Я здесь не собираюсь никого развлекать описанием пикантных подробностей, я не перебираю грязное бельё в присутствии посторонних. Не обессудьте, и надеюсь, что моя сдержанность никого не разочарует. Что касается меня, то разочарованием и не пахло. В завершающем пароксизме я испустил вопль, который должен был поднять на ноги весь квартал, и с этим воплем я кончился. От меня осталась сморщенная пустая кожура.
Саманта же попросту отвернулась и сразу заснула, как будто просыпалась, чтобы выпить стакан воды.
Ничего себе! Я тихо лежал, медленно приходя в себя.
Как видите, я не ошибся тогда про складку на её нижней губе. Собственно, я не ошибся ни в чём касательно моей безумной затеи. Полный триумф! Я лежал в состоянии блаженного полузабытья.
Интересно, который час? У меня не было подсветки на часах. Лучше, пожалуй, не задерживаться. Я сполз с постели и с меньшими предосторожностями, чем раньше, побрёл на выход — вокруг кровати, в коридор, вниз по лестнице, к двери. Вот плащ и шлёпанцы. В кармане плаща лежала зажигалка. При язычке пламени я посмотрел — без восьми два. Позже, чем я предполагал. Я открыл дверь и вышел в чёрную ночь.
Теперь я начал думать про Джерри. Как там он со всем справился? Выбрался благополучно? В кромешной тьме я подошёл к проёму в зелёной изгороди.
— Привет! — шепнул голос рядом со мной.
— Джерри!
— Всё нормально? — спросил Джерри.
— Фантастически, — ответил я, — грандиозно! А у тебя?
— Тоже, — сказал он, и в темноте сверкнула его белозубая ухмылка. — Ай да мы, — шептал он, придерживая меня за локоть. — Вик, ты был прав, всё сработало без единой задоринки! Классная штука!
— До завтра, — оборвал я его. — Ступай к себе.
Мы разошлись в противоположных направлениях. Я вошёл в свой дом и через три минуты уже был в своей постели рядом со своей крепко спящей женой.
Наутро было воскресенье. В половине девятого я спустился в пижаме и халате, чтобы приготовить завтрак для всей семьи. Мальчики — девятилетний Виктор и семилетний Уолли — ждали меня внизу.
— Привет, пап, — сказал Уолли.
— Сегодня будет потрясающий, небывалый завтрак, — провозгласил я. — Мы поджарим ломтики хлеба с маслом и апельсиновым мармеладом, а сверху положим тонко нарезанный, поджаренный до хруста бекон.
— Бекон?! С мармеладом?!
— Да-да. Попробуй — узнаешь, до чего вкусно.
Выжав два стакана грейпфрутового сока, я выпил и сделал ещё один для Мери, когда проснётся, включил чайник, положил в тостер хлеб и начал нарезать бекон. В этот момент сверху спустилась Мери в полупрозрачном оранжевом пеньюаре, небрежно накинутом поверх ночной рубашки.
— Доброе утро, — сказал я через плечо, не выпуская из руки сковородку.
Она, не ответив, молча прошла к своему стулу, села и отхлебнула сок, не глядя ни на меня, ни на мальчиков. Я жарил бекон.
— Привет, мам, — сказал Уолли.
Она не откликнулась.
Меня начало мутить от запаха горящего жира.
— Налей мне кофе, — произнесла Мери, глядя прямо перед собой, незнакомым голосом.
— Сейчас.
Я снял сковороду с огня, сделал чашку растворимого кофе без молока и поставил перед ней.
— Дети, — сказала она, — пойдите в вашу комнату с книжками, почитайте до завтрака.
— Но почему? — спросил Виктор.
— Потому что я так хочу.
— Мы в чём-нибудь провинились? — спросил Уолли.
— Нет, дорогой, просто я хочу поговорить с папой.
Я сжался в комок и захотел раствориться в воздухе или сорваться с места, выбежать на улицу и спрятаться в кустах.
— Вик, налей себе кофе и сядь.
Её голос звучал безжизненно, в нём не было сердитого выражения и вообще ничего не было. Она ни разу не посмотрела на меня. Мальчики вышли, захватив два комикса.
— Закройте дверь, — сказала Мери им вслед.
Я положил в чашку полную ложку кофе, залил кипятком, добавил сахар и молоко и сел напротив неё. Я знал, как чувствует себя человек на электрическом стуле.
— Послушай, Вик, — заговорила она, уставясь в чашку. — Я хочу сказать тебе кое-что, пока ещё владею собой достаточно, чтобы говорить об этом.
— Да что такое стряслось? Случилось что-нибудь?
— Да, Вик, случилось.
— Что же?
Её лицо оставалось бледным и отстранённым, она явно не видела ничего вокруг.
— Ну, говори, — храбро произнёс я.
— Тебе будет неприятно это услышать. — Её взгляд скользнул по моему лицу и вновь ушёл в сторону.