— Так вот, — продолжил он, уже обращаясь к Наташке. — Меня совершенно не интересует причина, по которой вы опоздали: будильник, транспорт, землетрясение, наводнение. Возможно, вы просто, так сказать, пролюбезничали с молодым человеком и не смогли проснуться. Все это ваше дело, повторяю, ваше…
На глаза Щербаковой медленно наворачивались слезы. Она прикрывала скомканным беретиком дрожащий подбородок и силилась что-то выговорить, но Анкудинов слушать не пожелал.
— Дело-то ваше, — Георгий Вадимович снова сел и забарабанил пальцами по столу, — но я бы посоветовал, выбирая между возможностью полуночного флирта и зачетом, на первое место ставить все-таки зачет. Хотя… — он окинул ее быстрым взглядом, — в вашем случае, возможно, важнее и первое. Не знаю, не знаю…
Наташка побледнела и закрыла руками лицо. Удар явно пришелся ниже пояса. Она была некрасива. Некрасива настолько, что это бросалось в глаза. И у Анкудинова хватило гнусности заострить на этом внимание.
— Садитесь, садитесь. И не надо устраивать истерик. Я лишь требую уважения к себе и своему предмету. Все!
— Нет, не все, — Борис произнес это, опустив голову, но тем не менее абсолютно четко и ясно. — Вы должны извиниться перед девушкой, которую оскорбили.
Анкудинов попытался изобразить на лице брезгливое удивление, однако уши и шея его мгновенно и мучительно покраснели.
— Это лично вы так считаете? — уточнил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.
— Я думаю, так считают все. В том числе лично я.
— Но отвечать-то вы можете только за себя?
— Хорошо. Пусть лично я так считаю.
— Тогда немедленно покиньте аудиторию, — Георгий Вадимович швырнул чистую, без своей росписи, зачетку Суханову и повелительным жестом указал на дверь. Выглядел он отвратительно и глупо. Борис пожал плечами, положил зачетку в карман и вышел из кабинета. Вслед за ним кинулась Поля.
Она нагнала его уже на аллее в Александровском саду. Суханов неторопливо брел по асфальтированной дорожке, спрятав руки в карманы и попинывая ногами пожухлые ноябрьские листья.
— Борька, Борька, подожди! — Поля ухватилась за его локоть. — Я за тобой от самого учебного корпуса бегу. Ты знаешь, мне кажется, вслед за нами еще несколько человек вышло. Во всяком случае, Сергеев — точно, да и Надька, наверное… Представляю, что теперь будет!
— А ты-то чего выскочила, дурочка? — он, улыбнувшись, одной рукой обнял ее за плечи. — Сидела бы себе и сидела.
— Не могла я после всего этого сидеть и ни за что бы не стала… Борька, если бы ты только знал, как я тобой горжусь!
— Ой, сколько пафоса, Полюшка!
— И ничего не пафоса!.. Ты просто уже не видел, как народ начал вставать со своих мест, как перекосилась физиономия у Анкудинова. Это было что-то…
— Да-а-а, «что-то»! — насмешливо протянул Суханов. — Теперь мое имя точно занесут в «Книгу почета студентов всех времен и народов». Ты только представь, сколько народу, ни черта не знавшего сегодня по истории, получило возможность свалить с зачета под благовидным предлогом, да еще и с гордо-оскорбленным видом!
— Перестань! Вечно ты всякую ерунду болтаешь! — Поля легонько стукнула его по затылку. И тут же, привстав на цыпочки, прижалась щекой к его щеке. — Борька, хороший мой Боренька…
Они шли по аллее, холодной и прозрачной. Под ногами у них шуршала листва, а воздух был чист до хрустальности.
— А знаешь, — вдруг произнесла Поля, — если бы про нас с тобой решили снимать фильм, то это был бы первый кадр, который я вырезала.
— Почему? — удивился Борис.
— Из-за банальности. Ну скажи, в каком кино ты не встречал кадра, где двое бредут по аллее, взявшись за руки? Или, еще того лучше, катаются на карусели? Или целуются на мосту? Это штампы все, штампы ужасные! И самое обидное, что их много, почти на каждом шагу!
— А какие еще, мой дорогой киновед? — он насмешливо прищурился.
— Ну-у, — Поля наморщила лоб, — например, когда в голливудских фильмах хотят отметить страсть героев, то обязательно вставляют картинку, как он прижимает ее к стене и задирает подол. Это для того, чтобы показать, как эффектно обнажаются длинные стройные ноги. Нет, ты обрати внимание, везде одно и то же… — она осеклась на полуслове и покраснела. Пример вышел не самый удачный и явно двусмысленный. А самое ужасное, что Суханов продолжал смотреть все так же пристально и насмешливо. Тогда она попыталась оправдаться:
— Нет, я почему про голливудские фильмы вспомнила? Просто совсем недавно посмотрела триллер с Алеком Стеффери, так там он занят в точно такой же сцене. И мне так обидно стало: вроде бы актер хороший, а в банальщине снимается. Я ведь одно время им очень увлекалась, фотографии из журналов вырезала…