— Понимаю. Очень хорошо понимаю.
— Эх, хочу в Питер! — он мечтательно вздохнул. — Жаль только, что с каждым годом осуществлять это становится все труднее и труднее, а скоро станет совсем невозможным. Ты помнишь, несколько лет назад билет до тогда еще Ленинграда стоил рублей пятнадцать, что ли? Это было вполне соизмеримо со стипендией, а сейчас…
— Антон, но если дело только в деньгах, — Поля, изнемогая от неловкости, закрутила колечко на пальце, — то это не проблема. Я тебе дам сколько нужно. Поезжай, пообщайся с друзьями.
Она боялась, что сейчас он выставит ее вон и выкинет следом вещи, что оскорбится, обидится. Но Антон только медленно провел ладонью ото лба к подбородку.
— А знаешь, — произнес он после паузы, — Питер — это для меня так много, что я даже отказаться не могу. Не могу, и все!.. Только вот поехать я хотел бы с тобой, без тебя мне даже кущи небесные не нужны. Сейчас от тебя надолго оторваться — все равно что кислород перекрыть самому себе.
— Так поедем вместе… Если ты, конечно, правда, этого хочешь.
— Больше всего на свете.
— Значит, едем, — сказала она и прижалась лицом к его груди.
Целью их первой совместной поездки с Борькой был Крым. Точнее, это была не совсем их поездка. В свадебное путешествие отправлялась новоявленная чета Сергеевых, а они шли «прицепом». Сначала хотели поехать вожатыми в Артек, но резонно рассудили, что дикие орды пионеров не располагают к романтике, поэтому остановили свой выбор на Гурзуфе. Правда, от общества пионеров они все равно полностью избавлены не были. Рядом с домом, в котором они сняли флигелек на две комнаты, стоял продуктовый магазин, и примерные артековцы тайком бегали туда за сигаретами. В конце концов, Поле так надоело постоянно наблюдать из окна своей каморки снующих туда-сюда женщин с авоськами и воровато пробирающихся красногалстучных детишек, что она занавесила стекло снаружи побегом могучего темно-зеленого плюща. В комнате воцарилась приятная полутьма, и в гости стала все чаще приползать Надя, страдающая от раннего токсикоза и не переносящая в связи с этим яркого солнечного света. Бедной Надежде поездка была не в радость: на пляж она днем выходить не могла, есть фрукты в больших количествах — тоже. Зато редкими вечерами, когда ей становилось полегче, забиралась в море и сидела там до одурения, как зоопарковский белый медведь, изнывающий от жары в своей искусственной луже. Один раз чуть не утонула — слава Богу, Борька рядом оказался. Но полегче Наде становилось чрезвычайно редко, и Поля вынуждена была в одиночестве шататься по рынку, отлучаться во время экскурсий в туалет и даже днем, после пляжа, гулять по окрестностям. Почему-то на Сергеева с Сухановым в Гурзуфе напала вселенская лень, и они взяли за правило ежедневно устраивать себе послеобеденный сон.
В тот день она тоже бродила одна. Спускалась к морю, смотрела на приникшую к воде классическую морду Аюдага и не менее классические Адаллары. Снова поднималась по узким, тонущим в зелени южных садов улочкам. Ей нравилось просто бесцельно фланировать по пыльной дороге, вдыхать густой и пьянящий запах акации и даже ловить на себе взгляды местных жительниц. Да они совсем не раздражали ее в тот день, эти взгляды, в которых откровенное презрение (о! отдыхающая!) смешивалось с подобием рачительного уважения (но ведь они источник дохода!). Ей нравилось чувствовать себя молодой, красивой, свободной, нравилось щуриться на солнце, придерживая рукой поля соломенной шляпки, и вбирать в себя теплое дыхание ветра, заставляющего платье из марлевки обвиваться вокруг ног.
По дороге домой Поля купила две булки свежайшего, покрытого румяной корочкой хлеба, большую бутыль молока и головку сыра. С улыбкой подумала о том, что придется разбудить Суханова и отправить его на поклон к хозяевам. Почему-то именно к нему они прониклись наибольшей симпатией и соответственно только ему разрешали приближаться к большому холодильнику, стоящему в основном, кирпичном доме. Впрочем, время близилось к вечеру, и вполне возможно, что Борис уже не спал. Так оно и оказалось. Подойдя к калитке, Поля услышала голоса.
— И все-таки я тебя не понимаю, — тянул Олег совсем еще сонно и лениво. — Если все так, как я себе представляю, то чего же ты тогда поперся, извиняюсь, в Тулу со своим самоваром? Девок тебе здесь мало, что ли? Или прельщает стабильность вкупе с гарантированной защитой от венерических заболеваний?
— Кончай молоть языком, — равнодушно бурчал Борис.
Говорили явно о ней, и услышанное ей совсем не нравилось. Затаив дыхание, Поля отодвинула виноградную лозу, заглянула в сад. Олег качался в гамаке, свесив ногу в резиновом шлепанце, Суханов, прислонившись к старой сливе, сидел на земле. Нади не было. Она, скорее всего, или спала во флигеле, или, закрывшись в деревянном туалете, как всегда, изнывала от токсикоза.
— Нет, ты не подумай, я к Польке очень хорошо отношусь, — Сергеев мотнул ногой, и шлепанец, качнувшись на большом пальце, упал на землю, — но твои мотивы для меня — темный лес… И потом, тебе же сначала очень нравилась Надя, да?
Борис промолчал.
— Что молчишь? Я же не собираюсь закатывать сцены ревности. Надюха — роскошная женщина, из тех, на которых все мужики на улице оборачиваются. Так что это вполне естественно.
— Да.
— Что «да»?
— «Да» — роскошная и «да» — естественно, — Суханов подобрал с земли сливу и откусил от нее чуть ли не половину. — И, если хочешь, «да», она мне нравилась… Но теперь уже все по-другому.
— Это точно, — мечтательно прищурив глаза, кивнул Олег. — Теперь она моя жена, ребенок вот будет… Ты знаешь, кстати, что Надька мне вчера заявила? Сказала, что ногти сыну буду стричь исключительно я, потому что она, дескать, уже заранее боится. Классно, да?
— Ох уж «сыну»! Ты прямо так заранее уверен в том, что у тебя родится именно сын? А если девчонка, что будешь делать?
— Не надо девчонку, надо наследника…
— Наследника! — Борис коротко рассмеялся и мотнул головой. — Какое такое наследство ты ему оставить собираешься? Поместье дворянское, что ли? Или сундуки с золотом? Или титул?.. Надо же, наследника!
Поля уже хотела выйти из своего укрытия — разговор ушел в сторону, и тема поездки Суханова в Тулу со своим самоваром, похоже, была окончательно оставлена в покое, — когда Олег заговорил снова.
— Слушай, а почему бы тебе не жениться на Польке? — он перевесился через край гамака. — Кинь мне сливу, будь другом… Ага, спасибо… Нет, в самом деле не такая уж глупая идея. Девка она симпатичная, умная, а, главное, любит тебя. Господи, да если бы Надька хоть сотую долю ее стараний прилагала, чтобы мне понравиться, я бы был на седьмом небе от счастья! И подкрашивается-то она каждый раз и перед пляжем, и после пляжа, и салатики тебе на тарелку подкладывает, и о высоких материях с тобой беседует — наверное, специально перед этим книжки умные читает…
Поля почувствовала, что мучительно и неровно краснеет. Это сравнение с Надей, которая вовсе ничего не делает для того, чтобы очаровать собственного мужа, вроде бы лестное для нее, тем не менее звучало унизительно. Унизительным было и насмешливое перечисление ее уловок: салатики, умные книжки, ежедневный макияж. Но самым обидным казалось то, что Борис молчал. Он задумчиво крутил в пальцах травинку и улыбался каким-то своим мыслям.
— Нет, знаешь, что меня на самом деле восхищает в ней, — не унимался Олег, — так это то, как старается она произвести на тебя впечатление. То расскажет, как познакомилась с Камбуровой, то как ходила в школе в альпинистский поход, то еще что-нибудь такое же сногсшибательное. И ведь наверняка половину сочиняет. Но тем не менее молодец, пытается, как это в их женских книжках пишут?.. Быть каждый день разной?.. Да, точно! Хочешь, я с точностью в семьдесят процентов предскажу, что Поля сегодня поведает нам?
— Ну, и?..
— А сегодня она расскажет, что снималась в кино, в массовке. Была где-нибудь на заднем плане, так что в кадре ее, мол, видно не будет… И знаешь, откуда я это знаю? Просто в бухте сегодня киношники массовую сцену из какого-то пиратско-средневекового фильма снимают, а она как раз в тех местах любит слоняться. В артистки-то она, конечно, вряд ли попадет, а посмотреть — посмотрит.