Суровый, но корректный охранник у входа поинтересовался ее личностью и, узнав, что она из «Момента истины», безропотно пропустил. Поля поднялась по винтовой лестнице и оказалась в просторном зале, решенном в трех классических цветах: черном, белом и красном. Все-таки Романенко любил роскошь и, без сомнения, был чужд некоторым модельерам, устраивающим показы мод в самых непрезентабельных местах, таких, как метро или бывшая скотобойня. Над рядами низких черно-красных кресел айсбергом, выступающим из воды, возвышался белоснежный подиум. За подиумом располагался тоже белоснежный экран. Шторы с гербами в виде шутовских колпаков были приспущены. Освещался зал многочисленными светильниками в форме серебряных колокольчиков.
Поля и не заметила даже, откуда появился Романенко. Он просто возник перед ней, как лесной эльф, бесшумно и с легкой улыбкой на губах.
— Здравствуйте, — проговорил он, слегка прищурившись. А она с удивлением отметила, что он слегка грассирует. В первый раз она этого не заметила.
Как не заметила, впрочем, еще довольно многого. В его манере разговаривать, двигаться, улыбаться, даже поводить плечами чувствовалась несомненная «голубизна», которую спутать ни с чем невозможно. Походка его была кошачьей, жесты мягкими, интонации женственными. Впрочем, это не внушало отвращения и не отталкивало. Просто сразу давало понять, что он — не такой, как другие. И даже к интервью он отнесся нестандартно. Во всяком случае, вопрос задал первым:
— У кого вы одеваетесь? — его изящная кисть мягко легла на подлокотник кресла. — Я вижу, что это платье отнюдь не ширпотреб и уж точно не бывший предмет гордости какого-нибудь бутика.
Слово «бутик» он произнес с нескрываемым презрением.
— Это работа Натальи Москвиной.
— А! — Романенко понимающе кивнул головой. — Чувствуется, чувствуется Наташин стиль. Я должен был это сразу понять… Но, впрочем, шить на вас любому было бы приятно. Я ведь, знаете, почему согласился дать вам интервью?
Поля улыбнулась с вежливым интересом.
— Потому что вы мне понравились. Я просто в одну секунду решил, что мне было бы приятно шить для вас. Вы ведь особенная, в вас есть эта нежная женственность, которой сейчас осталось так мало! Кругом агрессия, ярость, жесткость… Унисекс этот, прости, Господи, его идейных вдохновителей! А вы… Вы чудесная!.. Впрочем, давайте ваши вопросы, времени до начала показа остается совсем немного, скоро начнут появляться первые гости.
На вопросы Романенко отвечал легко и не задумываясь, иногда шаблонно, иногда оригинально. Управились они, наверное, за полчаса. И, уже выключая диктофон, Поля с каким-то сожалением подумала:
«Жалко все-таки, что он — гей. Мог бы быть весьма привлекательным мужчиной. А так, что фамилия у него — без указания на пол, что манеры…»
Ровно в восемь начался показ моделей. Зал, заполненный до отказа, бурными аплодисментами встретил появление первой манекенщицы. Она была в рассветно-розовом платье, кринолином колышущемся у бедер и плотно облегающем грудь. Следующим вышел манекенщик в узких брюках и просторной блузе, подчеркивающей красоту мускулистого торса. Маэстро умел с одинаковой поэтичностью воспевать и женскую, и мужскую красоту. Красоту он чувствовал безукоризненно.
«Вы — чудесная!» — с горечью вспомнила Поля его слова, и тут же в памяти всплыл старый еврей из анекдота с классическим: «А кто это ценит?»
До конца показа она не осталась. Материала для статьи было более чем достаточно, да и к тому же она исщелкала уже всю пленку. В перерыве между первой и второй частями Поля вышла из зала. Пробираться пришлось мимо стильно одетых богатых дам в бриллиантах. Кое-где она даже заметила знакомые лица, но подходить и здороваться не стала. Совсем недавно она была одной из них, а теперь уже не принадлежала к этому миру. Но, как ни странно, не испытывала по этому поводу ни особой горечи, ни разочарования…
В вечернем выпуске новостей был репортаж из «Джокера». Юный и восторженный ведущий восхищался всем подряд, включая современную обивку кресел. Из самого Романенко он традиционно продолжал делать плейбоя, с какой-то интимной интонацией сообщая телезрителям, что Маэстро пришел сегодня на показ мод без спутницы.
— Удивительно! — сыронизировала Поля, хрустя луковыми чипсами.
— О чем ты? — мама убрала руку с подлокотника дивана и подцепила сползшую с вязания петлю.
— Да он голубой. Или, в самом крайнем случае, бисексуал… Не следует делать на этом, конечно, акцент, но и вуалировать этот факт так старательно, мне кажется, тоже ни к чему. Это ведь для него в первую очередь унизительно. Он — нормальный человек и, по-моему, ничего не скрывает.
«Не знаю, затмит ли Аркадий Романенко Вячеслава Зайцева и Валентина Юдашкина, — продолжал между тем говорливый ведущий. — Но уж Алену Делону он вполне может составить конкуренцию».
— Непрофессионален до потери пульса, — скептически констатировала Поля. — Если бы этот мальчик в смокинге был более наблюдателен и удосужился хотя бы немного подумать, прежде чем открыть рот, то он наверняка назвал бы не Делона, а Стеффери… Во-первых, Делон — это уже несколько устаревший символ, а во-вторых, Романенко действительно похож на Стеффери… Мам, ну посмотри, ведь, правда, похож?
— Это на твоего кумира юности, что ли?
— Ну да, — она печально усмехнулась. — На одного из моих кумиров юности… Господи, как же все это было давно…
Алек Стеффери был Полиной «первой любовью». Он появился на горизонте, когда ей исполнилось пятнадцать лет — в критический для таких дел возраст. До этого она не была «серьезно влюблена» ни разу. И, не появись Алек, какой-нибудь Радж Капур, Жерар Филип или Олег Янковский, обязательно возник бы «Вася Иванов» из соседнего подъезда.
Все началось в самый обычный вечер. Они втроем с Ольгой Кононовой и Машкой Лутовиновой, сидя в гостях у Машки, смотрели видик. Надо сказать, что родители Лутовиновой уже в то время могли себе позволить такую роскошь. Еще бы, после пяти-то лет работы за границей в австрийском посольстве! Машка что-то делала на кухне, а Ольга и Поля, с ногами забравшись на диван и щелкая семечки, пялились в телевизор. Происходящее на экране не заслуживало особого внимания — обычный средний боевичок со всеми присущими ему атрибутами. Правда, само это слово «боевик» тогда еще мало кому было знакомо, но тем не менее все было по канонам: свирепая наркомафия, отважный полицейский, его нежная подруга и преданный друг, погибающий в первой половине фильма. То, что Алеку суждено погибнуть, ясно стало с самых первых кадров. Слишком уж он казался беззаботным и слишком радовался жизни.
Фильм был переписан, что называется, с копии, поэтому качество кассеты оставляло желать лучшего. Но, в общем-то, за сюжетом никто особенно и не следил. И Поля, и Ольга, не прекращая грызть семечки, изощрялись в ехидстве, комментируя происходящее на экране.
— Сейчас, сейчас они, взявшись за руки, побегут по песку, и волны будут ласково лизать их ступни. — Ольга с видом знатока качала головой. — А потом возле… как его там… бунгало? Да, бунгало! Он обнимет ее и страстно поцелует.
— Ну почему обязательно песок, волны? Может быть, они сразу окажутся внутри и обязательно на кровати. Ты, кстати, нашу «Маленькую Веру» не видела?
— Нет, не видела еще, но говорят, что фигня… А по поводу песка и волн? Так это просто ты, Тропинина, ничего в законах кино не понимаешь! Как же без пробежки по пляжу? Надо же показать красивый фон. Прикинь, два стройных силуэта, залитые солнцем, и брызги, брызги!..
— Слушай, точно! — хохотнула Поля, всплеснув руками. — Режиссер просто блещет оригинальностью! Феллини! Тарковский!