Они спустились по лестнице и остановились в закутке, отгороженном массивными резными перилами из темного дерева.
— Почему ты это сделал? — спросила Поля, глядя ему прямо в глаза. — Точнее, для чего ты это сделал? Здесь вторая серия мести уже не сработает. Меня посчитают не жадной приспособленкой, а напротив, крайне удачливой и целеустремленной леди.
— Опять ты пытаешься заподозрить меня в самом худшем! — Алек укоризненно покачал головой и мягко взял ее за руку. — Возможно, я глуп, но совсем не подл. А глуп, потому что подумал, что в конце концов ты капитулируешь перед моей настойчивостью… Я уже второй раз кричу на весь мир: «Вот женщина, которую я люблю!» А эта женщина почему-то думает: «И какую же гадость он мне готовит?»
Она сдержанно кивнула и спрятала обе руки за спину. Стеффери говорил это уже не в первый раз. Или, может быть, примерно это. Во всяком случае, ничего нового Поля не услышала и новых чувств не испытала. Только усталое раздражение и мучительный стыд за ту случайную, несуразную ночь.
— Послушай, Алек, — она покрутила в пальцах кулончик из аметиста, — мы — взрослые люди, и давай расставим все точки над «i» раз и навсегда… Я не ломаюсь, не кокетничаю, не испытываю твои чувства. И, кстати, не обольщаюсь по поводу них. Я просто не люблю тебя. Ты должен это понять и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Сейчас ты ведешь себя, как привязчивый, эгоистичный мальчишка…
— Зато я люблю тебя, — Стеффери обезоруживающе улыбнулся. — Я люблю тебя, в отличие от твоего бывшего мужа… Потому что тот, кто тебя по-настоящему любит, не сможет долго прожить, не видя твоей улыбки и твоих глаз… Видишь, я примчался в Москву меньше чем через месяц, а он? Где он? С кем он? Почему сегодня ты здесь со мной, а не с ним?
— А вот это тебя не касается! Не касается, ты слышишь?
— Слышу, слышу! — он порывисто обнял ее за плечи и привлек к себе. — Я не слушаю, что ты говоришь… Я просто слышу твой голос, твой чудесный голос. Если хочешь, можешь даже говорить о нем, только говори, говори…
Его настойчивые губы заскользили по ее лицу, от бровей к крыльям носа и подбородку. Пальцы, сминая, торопливо тиская волосы, сделались пугающе дрожащими. Поля с силой уперлась руками в его плечи и отстранилась, ударившись спиной о край перил.
— Вот что, — проговорила она, утирая губы тыльной стороной ладони. — Ты сейчас поднимешься наверх и сядешь на свое место. Я подойду через пять минут, после того как приведу себя в порядок. Посижу за столом еще с полчаса, чтобы не портить тебе имидж, а потом уеду. И не смей меня останавливать!
— Ты так любишь своего бывшего мужа? Или так боишься неопределенности со мной?
— Я так люблю своего бывшего мужа, — сказала Поля и, развернувшись, быстро направилась в дамскую комнату.
Она уже достаточно давно не была в «Царской охоте», но помнила, где что находится. А еще она помнила, как во время ужина с Борькой ей также пришлось бежать по коридору, оглядываясь и прикрывая подолом платья стрелку на колготках. Просто они сидели вдвоем за столиком. И ему пришла в голову мысль незаметно погладить ее колено. А часы у него тогда были с тяжелым металлическим браслетом. В общем, стрелка пошла почти мгновенно, запасных колготок Поля с собой, естественно, не взяла… А как потом они смеялись в машине! Как целовал он эту несчастную дырочку и слегка оцарапанную кожу под ней!
«Почему ты здесь со мной, а не с ним?» — спросил Стеффери.
«Почему я не с ним? — спрашивала Поля сама себя. И сама себе отвечала: — Потому что я — безмозглая идиотка, слишком поздно разобравшаяся в собственных чувствах…»
В туалетной комнате, по счастью, никого не оказалось. Как не оказалось и сигарет в ее сумочке. Почему-то именно это стало последней каплей. Она раздраженно вывалила содержимое сумочки прямо на пол. Несколько монеток и тюбик с помадой закатились под дверь кабинки. Поля присела на корточки, чтобы собрать то, что валялось под ногами и неожиданно даже для себя самой заплакала. Потекшая тушь мгновенно защипала глаза, губы, искривившись, задрожали. Она сидела на холодном кафельном полу и рыдала, пока в дверь деликатно не постучали.
На пороге стоял средних лет мужчина в униформе ресторана.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался он, сочувственно разглядывая ее зареванное лицо. — Может быть, нужен врач? Медикаменты?
— Нужен телефон, — пробормотала Поля и снова всхлипнула.
В кабинете администратора ее оставили один на один с серым кнопочным аппаратом. Она поставила себе задачу мысленно посчитать до десяти, чтобы успокоиться. Но уже на счете «пять» принялась лихорадочно набирать номер. На столе дребезжал параллельный телефон, вызывая неукротимое желание садануть по нему чем-нибудь тяжелым. В трубке нудно тянулись длинные гудки. И Поля чуть не сошла с ума, пока дождалась ответа на том конце провода. Да она и не дождалась его, собственно, а закричала в трубку, едва услышав усталый мужской голос:
— Я люблю тебя! Я очень тебя люблю! Я не могу без тебя, Боренька! Забери меня, пожалуйста, отсюда!..
Он приехал меньше чем через полчаса. Наверное, летел, не разбирая ни дороги, ни светофоров. Когда его темный «Шевроле-Блейзер» развернулся перед автостоянкой, Поля сбежала с крыльца и кинулась навстречу. Она не думала сейчас о том, что скажет Борька, как он посмотрит на нее, обнимет ли или останется холодно-вежливым. Ей просто важно было его видеть. Так важно, что, казалось, и жить без этого невозможно.
Тонкие каблуки подворачивались на каждом шагу, мешая передвигаться. А Борис уже выходил из машины, уже закрывал дверцу, еще не видя, не замечая ее. Поля остановилась на секунду, сняла туфли, зажала их под мышкой и побежала дальше.
Когда между ними оставалось всего с какой-нибудь десяток метров, на пути неожиданно возникло круглое металлическое перильце ограждения. Ограждение было не таким высоким, чтобы под ним можно было проползти, и не настолько низким, чтобы легко его перешагнуть.
— Боря! — жалобно и отчаянно закричала Поля, схватившись руками за перильце. — Боря!..
Он мгновенно обернулся. Лицо его все еще хранило тревожно-ищущее выражение, но глаза уже светились тихой радостью. Она, тая от счастья, встретила его взгляд и снова заплакала, громко, навзрыд, как ребенок. Борис, легко перемахнув через ограждение, подбежал к ней и застыл в каких-нибудь нескольких сантиметрах, не решаясь протянуть руку.
— Ты приехал… — прошептала она. — Ты приехал…
— А ты опять застряла? — он, не отводя глаз от ее лица, кивнул на перильце. Видимо, Борис пытался улыбнуться, но то, что нервно изгибало сейчас его губы, весьма отдаленно напоминало улыбку.
— Да, застряла… А помнишь, как ты называл меня, когда я не могла взобраться на какую-нибудь горку или падала на лыжах?
— Каракатица моя? — произнес он как-то не очень уверенно.
— Да, — отозвалась Поля и снова протяжно всхлипнула.
Чей-то шофер, покуривавший возле светло-зеленого «Опеля», насмешливо покачал головой. Впрочем, ей не было сейчас дела ни до шофера, ни до музыки, льющейся из окон ресторана, ни даже до безумно красивого розового закатного солнца.
Уже не в силах ничего произнести, по-прежнему держа туфли под мышкой, Поля перегнулась через перильце и неловко ткнулась губами в подбородок Борису. И он наконец очнулся, протянул руки и, обхватив ее, легко перенес над оградой. Она только успела поджать ноги.
— Полька, Полечка, хорошая моя! — торопливо говорил он, покрывая частыми поцелуями ее лоб, щеки, губы. — Никуда ты больше не убежишь от меня! Никуда не денешься!
— Никуда! Никуда! — вторила она, сжимая ладонями его лицо и боясь хотя бы на секунду закрыть глаза.
И тушь, размазанная по щекам, ей больше не мешала, и расплывшаяся губная помада… Только, пожалуй, слезы, дрожащие на ресницах. Поля и не заметила даже, когда эти слезы смешались с первыми робкими дождинками, вдруг начавшими капать с почти чистого неба. Небо было ярко-голубым, в редких мазках облаков, розовых от закатных лучей. А дождинки почему-то казались золотыми.