— Давай, давай быстрее свою бумажку, — проговорил он, доставая из пиджака перьевую ручку. И тут же лицо его приняло раздосадованное и виноватое выражение.
— Ну вот, опять у кого-то ручку стырил! — Геннадий Николаевич повертел в руке черный с золотым пером «Паркер», рассматривая его почти с ненавистью. — Это что же за напасть такая!.. Так, ребята, у кого «Паркер» пропал? Подайте голос, я хочу вернуть награбленное…
Поля почувствовала, как кровь жаркой волной приливает к ее лицу. Теперь она вспомнила, где видела эти темно-серые с крапинками глаза, эти чуть полноватые губы. А главное, где слышала это характерное «стырил»… Борька тогда еще тоже очень смеялся…
Было это от силы два года назад. Она вернулась от родителей и застала в гостях незнакомого мужчину.
— Познакомься, Поля, Геннадий Лаварев, глава молодой телекомпании, — сказал Борис, кивая на незнакомца, сидящего за столом. — У нас тут кое-какие общие дела намечаются…
— Я тогда соберу на стол, наверное? — Поля машинально поправила прическу.
— Давай…
И Борис снова склонился к бумагам, которые они просматривали.
— Нет, желающие вложить деньги в программы конкретно коммерческого толка найдутся, — гость досадливо цокнул языком, — а вот в передачи о культуре, о музыке, в игру-викторину для знатоков русского языка… Складывается впечатление, что это никому не нужно, что всем плевать и на Чехова, и на Моцарта, и на то, как мы говорим… А впрочем, ладно, давай пока распишем все по пунктам, — он похлопал себя по карманам, вытащил ручку и с какой-то детской обидой в голосе воскликнул: — Нет, ну надо же, опять у кого-то ручку стырил! Просто клептомания какая-то… Мне пишущие предметы можно только на веревочке давать…
Она подавила смешок и выскочила на кухню. Вскоре следом зашел Борис.
— Слушай, вот это, я понимаю, настоящий борец за чистоту родного языка! — Поля прикрыла рот ладонью, чтобы не расхохотаться. — Это надо же, «стырил»!..
— Ну, по крайней мере, свои личные деньги он в эту программу вкладывает! — усмехнулся Суханов и потеребил ее за нос…
После этого Лаварев еще однажды появлялся у них в гостях, и пару раз она сталкивалась с ним в офисе фирмы…
Ольга Тимошенкова, донельзя довольная, вернулась с подписанным заявлением на свое рабочее место. А Поля щелкнула кнопочкой монитора и поднялась из-за стола. За те несколько метров, что отделяли ее от директорского кабинета, она не успела придумать не только то, с чего начнет разговор с Лаваревым, но даже что скажет секретарше. Поэтому мимо Ларисы, удивленно вскинувшей на нее глаза, прошествовала молча, сделав лишь предупредительный жест рукой, который можно было расценивать и как «это важно», и как «подожди».
Геннадий Николаевич сидел в своем рабочем кресле и с помощью ножниц пытался вскрыть корпус настольных электронных часов. Заметив Полю, он торопливо отложил часы в одну сторону, а ножницы — в другую.
— Геннадий Николаевич, — она прокашлялась и почувствовала, как на смену волнению приходит холодная решимость, — мне кажется, настало время прояснить ситуацию… Мы ведь с вами старые знакомые, не так ли? Это я могла вас не вспомнить, потому что у меня вообще отвратительная память на лица. Но вы-то! Вы ведь бывали у меня дома, имели, в конце концов, общие дела с моим мужем. Неужели даже фамилия моя ни о чем вам не сказала…
— Ах да! Конечно же! — неудачно попытался «обрадоваться» Лаварев. Но Поля только молча покачала головой.
— …И дело не в том, что вы не выразили ко мне какой-то особенной приязни, а в том, что вы начали просто бегать от меня… А это как раз натолкнуло меня на одну печальную мысль… Скажите, пожалуйста, только честно, моим фантастическим появлением в телекомпании и поездкой в Венецию я обязана собственному супругу, так ведь?
Он замотал головой так решительно, что ей на секунду даже стало смешно.
— Геннадий Николаевич, только честно, пожалуйста. Я ведь так или иначе все узнаю!
Лаварев сразу как-то сник, с обреченным видом взглянул на раскуроченные часы и печально произнес:
— Ну я так и знал, что этим все кончится!.. Ведь знал же! Знал!..
В офис «Омеги» Поля влетела, подобно разъяренной фурии. Едва кивнула Ольге Васильевне, выглянувшей из бухгалтерии, чуть не столкнулась с Игорем Селиверстовым. Дверь в директорский кабинет была открыта, и оттуда доносился голос Суханова. Он, похоже, заканчивал какой-то телефонный разговор:
— Да-да, конечно… Да, завтра жду вашего звонка… Нет, я ничего не забуду… Конечно, конечно…
На ходу расстегивая шубу и яростно дергая за петли, Поля пролетела мимо Риточки, украшающей синтетическую новогоднюю елку, и резко остановилась на пороге, захлопнув ногой дверь. Борис, все еще держащий в руке телефонную трубку, посмотрел на нее озадаченно и весело.
— Как ты мог?! Как ты посмел это сделать?! — завопила Поля, не дожидаясь, пока трубка опустится на рычаг. — Ты… Ты… Я даже не знаю, как тебя назвать после этого.
— После чего? — уточнил он, подходя и снимая с ее плеч шубу.
— После всего! После этой аферы с Венецией, после того, как ты по блату пристроил меня в телекомпанию!.. Не делай, пожалуйста, круглые глаза! Лаварев мне все рассказал, я его заставила… А я-то, идиотка, хвасталась, какая я стала самостоятельная и крутая, какая я теперь современная женщина, как я всего добиваюсь сама. Представляю, как это выглядело со стороны!
— Нормально выглядело, — Борис пожал плечами. — Не будешь же ты сейчас впадать в транс, если я скажу тебе, что знаю о твоей хитрости с роликовым тренажером? Ты ведь говоришь мне, что делаешь по пятнадцать отжиманий, а на самом деле едва-едва десять… Я знаю, я за тобой подглядывал.
— Господи, при чем тут тренажер?! При чем тут отжимания?! Разве ты не понимаешь, что произошло?.. Выходит, все, чем я жила в последнее время, чем я гордилась, — это миф? Добрая такая сказочка, которую ты преподнес мне на блюдечке с золотой каемочкой? Получается, что сама я ничего из себя не представляю? Что все это сделал ты?
— Ага, и интервью с Золотовицким, после которого пол-Москвы на ушах ходило, — тоже я, и еженедельную программу с одним из самых высоких в телекомпании рейтингов — я. И книжку написал тоже я. И это мне, наверное, на ее презентации твоя Вера Сосновцева благодарность выражала «за честность, талант и вообще от имени всех актеров»?.. Ладно, что случилось на самом деле? Почему ты такая взбудораженная?
Глаза его были добрыми и чуть насмешливыми, и почему-то казалось, что он совершенно искренне считает ее переживания нелепыми и забавными. И Поле неожиданно стало легко, словно с плеч ее свалился тяжелый груз. Она даже и не поняла, почему из глаз вдруг покатились крупные и горячие слезы.
— Ну перестань, лапушка, — Борис привлек ее к себе и концом серого пухового шарфика принялся вытирать мокрые щеки. — Надо было мне, конечно, раньше тебе рассказать, но я просто подумал: «Зачем?» Ты ведь в самом деле всего добилась сама… Помнишь, как в наши студенческие годы говорили? «Не хватает пинка для рывка». Так вот тебе не хватало только нужных знакомств, и все… И вообще, если честно, я для себя старался. Знаешь, как я теперь кичусь тем, что у меня жена — знаменитая тележурналистка?
Поля уже не плакала, только подставляла щеку его ласковым теплым пальцам и вдыхала аромат его кожи. За окном мягкими хлопьями падал снег и подмигивали жидкими гирляндами елочки вдоль дороги.
— Скоро Новый год, — прошептала она, остановив руку Бориса и на секунду прижавшись к ней губами. — Наш с тобой шестой Новый год…
— Хочешь, поедем в Финляндию на Рождество? Или в Австрию?.. Вообще, чего ты хочешь?
Поля немного помедлила, а потом произнесла, глядя прямо в его серые, такие любимые глаза:
— Я хочу ребенка. Я хочу, чтобы у нас наконец был ребенок… Хватит уже с этим тянуть, правда?
Борис кивнул и поцеловал ее в полуоткрытые теплые губы.
А снег все шел и шел. И оседал на крыши домов звездной пылью уходящего года…