– Значит, ты волновалась за меня, – догадался он. И поздравил себя с достигнутым успехом.
– О господи, нет.
– Ты не умеешь обманывать, Мэдди.
– Неужели? А я всегда считала, что преуспевающие адвокаты – это самые лучшие лжецы.
Он удивился, заметив, что насмешливое выражение ее лица сменилось на безразличное. Он подумал, что так хорошо знает ее, что может заранее предсказать ее поведение.
– Это не касается твоей профессии. Признайся, ты боялась, что я сделаю что-нибудь безрассудное.
– Боже мой, – сказала она, закатывая глаза. – Не надо трагедий. Я просто принесла ужин, потому что тебе надо поесть.
Он наполнил тарелку, поставил ее на стол и встал рядом, дожидаясь Мэдисон.
– Ладно, Адвокатиха, – сказал он, скрестив руки на груди. – Твоя работа – выбивать правду из свидетелей, а моя – арифметика. И с вероятностью девяноста девяти и девяти десятых процента могу сказать, что ты здесь потому, что испытываешь чувство вины.
Она бросила ложку и, побледнев, пристально уставилась не него.
– Почему я должна чувствовать себя виноватой?
– Потому что отвергла мою просьбу вести дело об имуществе Брэда Стивенсона.
Она закончила раскладывать еду по тарелкам и подошла к столу. Он обошел вокруг стола и подвинул стул, помогая ей сесть.
– Да, это правда. А еще я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Ты был в таком отчаянии, что я просто не знала, на что ты способен.
– Я действительно в полном порядке, – сказал он.
– Вижу. Но разве некоторые мужчины не гоняют на бешеной скорости, когда чем-то расстроены? Я хотела убедиться, что ты благополучно добрался до дома.
– Ну, Мэдди, ведь есть такое удобное маленькое устройство, называемое телефон, – передразнил он ее.
– Мне нужно было тебя увидеть, – выпалила она. Ее искренние слова, идущие от сердца, бальзамом пролились на его израненную душу.
– Ну и как я выгляжу? – спросил он, встретившись с ней взглядом.
Ее зеленые глаза слегка расширились, а дыхание участилось. Неуверенным голосом она ответила:
– Ты выглядишь прекрасно. – Последнее слово вышло почти шепотом.
– Есть еще причина, по которой ты хотела меня увидеть? – предположил он.
Она достала и раздала вилки, ложки и ножи.
– Да, я хотела убедиться, что ты понял и согласен с причинами, по которым я не могу вести твои юридические дела.
Он был почти готов сказать, что понимает. Она объяснила, что бизнес есть бизнес, а проведенная вместе ночь не позволяет им вернуться к прежним деловым отношениям. Ему это совсем не нравилось, хотя он принял это. Но он заметил, что у нее был вид растерявшейся девочки, и понял, что нужно дать ей высказаться.
Он положил вилку на стол.
– Хорошо, я слушаю.
– Это касается моих родителей.
Он положил руку на сердце и поднял три пальца вверх, отдавая салют, как бойскаут.
– Клянусь, я никогда не причинял им никакого вреда, если ты намекаешь на это.
Она рассмеялась.
– Я тебя ни в чем не обвиняю. Просто хотелось порассуждать немного о чувстве вины. И вообще, почему ты все принимаешь на свой счет? Тебе никогда не говорили, что ты слишком много о себе воображаешь?
– Эй, у меня душевный кризис, хитрюга. – Эта шутливая перепалка была ему очень приятна. Только с Мэдди он мог вести себя так. Сейчас ему это было необходимо. – Если ты пришла сюда, чтобы погладить меня по головке и поднять настроение, то у тебя это не слишком хорошо получается.
– Я должна рассказать тебе о себе, чтобы ты понял, почему я вынуждена отказаться вести твои дела. – Она сделала глубокий вдох. – Ты знаешь, что у меня есть брат, он на шесть лет старше меня. Мама была обязана родить его, как наследника. Он учился в школе, а она, вполне довольная, занималась своей жизнью, как вдруг обнаружила, что беременна.
– Тобой.
– Я однажды подслушала ее разговор с отцом и поняла, что появилась на свет случайно. – Она глубоко вздохнула. – Если использовать профессиональную терминологию, это было непредсказуемое, нежелательное событие, явившееся результатом халатности.
Неужели кто-то мог не хотеть ее? Что касается его самого, то Мэдди была просто необходима ему. Он понял это совершенно отчетливо, когда она отказалась работать на него.
– Так бывает, но это совсем не значит, что они не любят тебя, – протестующе заявил он.
На ее лице появилось странное выражение полунадежды, полуотчаяния. Черт побери, ему хотелось заключить ее в объятья и сказать ей, что он безумно хочет ее. Но ей это сейчас не нужно. Сдержав себя невероятным усилием воли, он не подошел к ней.
– Конечно, они тебя любили. Она пожала плечами.
– По-своему. Возможно. Но это означало, что я жила среди нянек и в школе-интернате. А теперь они живут на Восточном побережье, а я на Западном. Дело в том, что для меня очень важна моя карьера.
Она едва удержалась, чтобы не сказать, мол, это все, что у нее есть.
– Ты не обязана искать оправдание своей жизни.
– Да, я… – Она замолчала и сцепила руки так, что побелели костяшки пальцев. – Откуда ты знаешь?
– Я изучал психологию в колледже, чтобы не заниматься одной математикой. Это было предложение отца. – Вернее, Тома, поправил он себя мысленно. – Твоя ценность заключается уже в том, что ты живешь. Точка.
Она скрестила пальцы.
– Умом я понимаю, что ты прав. Но сердце говорит о том, что я должна сделать что-нибудь стоящее. Например, помочь людям, которые не могут позволить себя нанять адвоката. Я быстро продвигаюсь по службе. Чем более высокого положения я достигну, тем больше смогу сделать.
– Какое это имеет отношение к ведению моих дел?
– Мы не можем вернуться к той ситуации, которая существовала до… – она замолчала и на мгновение встретилась с ним взглядом, – той ночи. И мы не можем продолжать наши личные отношения. Никто из нас не хочет этого. Ты закоренелый холостяк.
– Неужели? – Почему ее оценка так задела его?
– Конечно. Если бы ты хотел остепениться, ты бы уже давно это сделал. А я связана своей карьерой и силой, которую мне может дать успех. Это не позволяет нам продолжать наши отношения.
– Я по-прежнему не вижу причины, почему ты отказываешься заниматься завещанием моего отца.
– Ты не хочешь видеть. Если я буду вести твое дело, нам придется работать вместе. Много работать. Я не могу исключить вероятность того, что наши деловые отношения перейдут в разряд личных, и это помешает работе. Я уже говорила тебе однажды, что это совершенно неуместное предложение.
– Ты хорошо объяснила, и ты права, я действительно предпочитаю не видеть очевидное. Но ты тоже не хочешь понять меня. Ты нужна мне. Потому что ты одаренный и талантливый адвокат. Вот две причины, почему я нуждаюсь в твоей помощи.
– А есть третья?
Он помедлил с ответом, пока они не встретились взглядами.
– Хорошие они или плохие, но ты знаешь, кто твои родители. У меня же никогда не было возможности встретиться со своим биологическим отцом, не говоря о том, чтобы узнать его. И уже не будет. Я никогда не смогу полюбить его. И мне незачем меняться.
– Чтобы завоевать его любовь? – мягко спросила она.
Он не отрывал от нее взгляда и испытывал облегчение оттого, что в нем не было жалости, зато было вдоволь ласки и теплоты. Он готов был упиваться ее красотой и нежностью, если бы только она позволила это. Но он знал, что ее слова о любви относились к ней самой и непрекращающейся борьбе с родителями, которые не любили ее. Или, как считала она, просто не обращали на нее внимания. А ведь любить ее так легко и приятно. Она привлекала его с того момента, как они познакомились два года назад. И его по-прежнему тянуло к ней, хотя ему нечего было дать ей в эмоциональном плане.
– Дело не в любви, Мэдди. Дело в том, чтобы понять, кто я такой. Я потерял свою семью. Моя опора рухнула, и у меня даже нет возможности посмотреть в лицо человеку, который наполовину ответственен за тот ад, в котором я очутился. Ты – единственная постоянная часть моей жизни.