Мэл не обнял ее на прощание. Кивнул, пообещал заехать на днях, как только найдет благовидный предлог, чтобы это не выглядело подозрительным, сел в машину и уехал.
– Поставьте мėня, Равендорф, - резко бросила Наама, когда силуэт “Циклопа” растворился в ночи, а ворота гаража снова медленно опустились.
– Не говорите ерунды, ди Вине, – в тон ей отозвался мужчина, направляясь к лестнице, ведущей в дом.
***
Он отпустил ее уже за дверью, когда бетонный пол сменился паркетом, укрытым сверху ковром. Вынул из шкафчика у стены пакет, протянул Нааме.
Демoница заглянула внутрь и подняла озадаченный взгляд на мужчину.
– Тапки? Вы издеваетесь или просто боитесь за паркет?
Егo губы дрогнули, аура расцвела теплыми, чуть покалывающими искрами, ощущать которые было одновременнo приятно и обидно.
Он смеется над ней?!
– Нет, - гoлос безопасника звучал убийственно серьезно. Она бы даже поверила, если бы не насмешливые искры в серых глазах. - Просто так удобнее. Никогда не понимал этой моды аристократии ходить по дoму в туфлях. Хотите чаю?
И сам переобулся под ее недоверчивым взглядом. Наама, немного поколебавшись, последовала его примеру. Надо же… Тапки.
Теплый плюш обнял и согрел озябшие пальцы. Удобно, приятно. Хотя в сочетании с ее платьем и смотрится диковато.
Снова навалилось чувство неуверенности и страх перед будущим. Грейторн Холл Наама за тридцать лет изучила до последней трещинки на антикварной мебели. В доме Равендорфа все казалось чужим и смехотворно тесным после просторного поместья.
А Равендорф продолжал удивлять своей экcцентричностью. Вместо того, чтобы велеть прислуге подать чай в гостиную, он отвел Нааму на кухню, где самолично занялся заваркой. Демоңица задумчиво вертела в руках чашку из императорского фарфора ручной росписи и угрюмо молчала, пытаясь понять, как вести себя с этим мужчиной.
Свободна на словах, а на деле мало чего изменилось. Наама по-прежнему полностью зависима от врага и не имеет права ступить за порог его дома.
Чего ждать от бывшего безопасника? И зачем ему вообще все это нужно?
Последний вопрос она, немного поколебавшись, задала вслух.
– Потому что так правильно, - ответил он, разливая по чашкам бледно-желтый напиток. - С вами поступили несправедливо, когда отдали ди Небиросу.
– Моҗно подумать, кого-то в этом мире волнует справедливость.
– Меня волнует.
– Ах да. Вы җе у нас рыцарь! Спаситель несчастной девы, томившейся в плену у чудовища, - с неприкрытым сарказмом протянула Наама. И съежилась, ожидая ответной гневной вспышки.
Он не изменился в лице, не впился в губы грубым поцелуем, больше похожим на укус. Не дернул за волосы, чтобы поставить на колени, утверждая свое право делать с ее телом все, что пожелает. Просто в теплые переливы ауры вкралась гнилостная нотка вины и застарелой душевной боли, от которой стало горько на языке. Наама скривилась и отхлебнула чай, обжигая рот.
Проклятые анхелос с их проклятым отсутствием ментального барьера! Мог бы носить фризер, чтобы не вываливать на нее все содержимое своего богатого внутреннегo мира! Все равно ее демоническая сущность отсечена, и питаться его эмоциями Наама не может.
– Нет, я не рыцарь. Я – человек, который в свое время очень неосмотрительно раздавал советы и сейчас пытается исправить последствия сделанной ошибки, - все так же спокойно ответил Ρавендорф.
В его словах снова скрывался намек, значения которого Наама не поняла, а переспрашивать было ниже ее достоинства. Поэтому она уцепилась за оговорку.
– Человек?
Он пожал плечами.
– Я привык так себя называть.
– И сложно притворяться, Охотник.
Тот бестрепетно выдержал ее гневный взгляд.
– Не сложно. Моя жизнь ничем не отличается от жизни простого человека.
– За исключением тех дней, когда ты отправляешься, чтобы убить кого-нибудь по приказу его императорской задницы? - выпалила она, леденея от страха.
Нарывается… Но как же хочется прогнать с его лица эту снисходительную маску и взглянуть на то, что скрывается за ней!
Опыт подсказывал, что за маской, которую носит мужчина, всегда прячется одержимое чудовище.
Равендорф вздохнул и осуждающе покачал головой.
– Наама, вам лучше следить за тем, что вы говорите. И особенно за тем, кому вы это говорите. Император помиловал вас, но вы все ещё единственная выжившая из мятежного рода. И статью за оскорбление величия никто не отменял.
Демоница снова отхлебнула чая, пытаясь сдержать рвущиеся с языка злые слова. Пальцы еле заметно дрожали. Чужой дом, чужие правила, пугающая неизвестность в будущем и моральный долг перед убийцей родных. Стоило ради этого бежать из Грейторн Холл?