Однако, только успели таковые мысли прокрасться в её сознание и взбудоражить её ещё такие детские мысли, и едва успела она оторваться от романа, который читала, как заметила молодого человека, вошедшего в аудиторию. Он был одного с Оливером возраста, и волосы его в солнечных лучах отливали таким же золотистым цветом, что сомнений у неё просто оставаться не могло. Улыбка пробежала по её лицу, и Адель, не веря доводам своим, но в то же время не обращая ровным счётом никакого внимания на голос разума, поднялась с места, готовая крикнуть столь дорогое ей имя, однако заметила, что вошедшим был совсем не друг её. И пока она осознавала всё это, выражение её лица медленно сменялось, а в тот самый момент кто–то с задних рядов из тех людей, с которыми она предпочитала вовсе не иметь дел, начал смеяться. Она обернулась и заметила молодых людей и с ними – нескольких девушек. Предметом их смеха, без сомнения, была она, и кто–то даже решил включить Cutting Crew[1], в ответ на что она только лишь фыркнула и села обратно на своё место. Молодой человек, вошедший в аудиторию, прошёл мимо неё и лишь на мгновение обернулся – и опять что–то с новою силой отдалось в сердце её, так что она чуть было не поприветствовала его – сама не знала, от чего, должно быть, от неожиданности. У него были столь же светлые волосы, как у Оливера – и цвет их даже больше походил на цвет волос её отца. Но глаза были совсем иными, чем у её друга – карими, но совсем не столь дружелюбными или приветливыми. Он был холоден, и точно таким же холодным взглядом встретил её наивное любопытство. А когда он прошёл к дальним рядам, она заметила, как он общается с другими девушками и крепко прижимает к себе одну из них. Невиданная раннее злость вспыхнула в Адель. Нет, она пообещала себе даже не смотреть на молодых людей! Однако от того якобы ощущения безопасности она отнюдь не чувствовала себя счастливой и непрестанно твердила себе, когда от чувств было совсем больше некуда деваться: «Да ведь мне только 17! Самый счастливый возраст..!»
***
Джордж порой думал о том, что вряд ли бы осмелился когда–либо покинуть Англию. Он боялся побывать хоть где–то отдалённее Бирмингема – может, именно поэтому выбор его пал в итоге не на столицу, а на Ливерпуль.
Не сразу пришлось осознать ему, что отец говорил истинную правду касательно его возлюбленной. Она не только поступила в другой город, но и вовсе оборвала всякую связь с ним – он не мог ни дозвониться до неё, ни выйти напрямую к ней чрез друзей и родителей. Он даже начал писать ей по электронной почте – до такого, как говорил он друзьям, он дошёл в своей романтике. Все сообщения его она игнорировала, и Джорджу страшно было подумать, что такое мог его отец наговорить её родителям, что они пресекли какое бы то ни было их общение.
Всё то время, что приходилось ему посылать письма в университеты и с нетерпением ждать ответов, он всё больше и больше задумывался о своём будущем. Без Изабель он не видел его ни в каком виде, и, когда мистер Кэмпбелл пытался вновь и вновь приучать его к бизнесу, приглашая провести день у него на работе и самому вести переговоры на деловых встречах, он был ко всему этому столь холоден и равнодушен, что отец его, вероятно, посчитал сиё признаком взросления своего сына и грядущего перенимания им его дела. Джордж выслушивал его внимательно, узнавал о контрактах раньше, чем ещё поступил в университет, но воспринимал при этом всё происходящее с ним молча. Только раз, пожалуй, встретил он человека, заключая контракт, который поистине пришёлся по душе ему.