– Ничего страшного, вы мне не мешаете, – ответила Адель, не поднимая головы, всё ещё стараясь скрывать не дающую покоя губам улыбку, для себя осознавая, что снова вживается в роль их любимой с дяди Райаном игры в XIX век. Однажды, зачитавшись каких–то книжек с папиной полки в закрытой библиотеке, Адель страстно захотела жить в этом времени. Правда, поняла она не так уж много, но разговоры того времени и то, что девушки всегда носили платья, ей безумно понравилось. И как–то за этой игрой её застал дядя Райан, решив незамедлительно к ней подключиться.
– Я совсем ненадолго. Мы с вами не виделись давно. Вы, верно, меня и позабыли?
– Нет, я вас прекрасно помню. Так, если бы мы распростились только лишь вчера, – Адель начала улыбаться. Таковые разговоры на «вы» её всегда очень забавляли.
– Ну, что ж, то радует, – по его голосу Адель поняла, что юноша тоже улыбается. Больше не в силах сдерживаться, она выбежала из своего уголка и подбежала к тому, кого так давно не видела и лишь теперь осознавала, сколь сильно по нему всё то время тосковала.
– Дядя Райан! – радостно крикнула она. Райан улыбнулся. Адель, несомненно, подросла, но светлые её волосы, всегда напоминающие ему жидкое золото, привычно лежали по плечам, на милом детском лице по–прежнему светились лучистые синие глаза. Невероятно синие. Таких, наверное, даже и не существует.
– Я слышал, ты чуть ли не все мои прошлые книги прочитала, – говорил он, раскрывая картонную коробку. – Твой отец говорит, что ты будто голодный волк стала: не читаешь книги, а буквально поедаешь их. «Ей нужны, – тут он, на манер отца её, нахмурил брови, принимаясь говорить непривычно строгим басом, так что Адель не могла от сей шалости не рассмеяться, – всё новые и новые книги, ведь она никак не может насытиться! Всё новые – да ещё желательно большие и толстые». И вот, – добавил он, вновь становясь прежним, таким знакомым и любимым ей дядей Райаном, – я привёз тебе ещё несколько. Думаю, тебе должны понравиться.
Адель пролистала несколько книжек. Все они были в прекрасных обложках, но внутри не было ни одной картинки, и, дабы не умирать ныне от скуки, она просто оставила их в сундучке. Решено было сразу же отправиться на прогулку по старым и новым, показанным Оливером, местам. Как и всегда прежде, дядя Райан засмеялся, услышав этот грозный призыв её звонким голосом, и Адель на мгновение почувствовала себя неловко, как она всегда ощущала себя, когда кто–то из взрослых смеялся при ней. Она никак не могла взять в толк, почему те, кто старше, порой смеются над детскими поступками.
Адель щебетала всю дорогу, ведя дядю Райана по тропинке, усеянной гравием, к их семейному саду, где уже вовсю клонились от тяжести яблони и цвели в отдельно отведённых для этого местах неприкасаемые мамины цветы; затем, за оградой их дома – вдоль лугов, где они половину лета носились с Оливером; вдоль холмов, по которым они сбегали прямо к шаткому мостику с бушующей под ним речкой. Она не пыталась бежать впереди или отставать и шла с дядей Райаном под руку, точно с братом, а он, должно быть, испытывал то счастье, которое охватывает человека, когда он ведёт ребёнка за руку. И тогда Адель решилась – дядя Райан был именно тем, кому она могла поведать о нынешних чувствах своих.
– Дядя Райан, а ты веришь в любовь?
Она спросила это так беззаботно по–детски, что юноша даже не в первую секунду сориентировался, и Адель восприняла его молчание как обдумывание вопроса её, а потому лишь улыбнулась. «Ну, конечно, он верит!» – думалось ей. Как можно в этом сомневаться, читая книжки, которые он привозит?
– А ты мечтаешь выйти замуж? – он повернулся к ней, и, хотя лицо его ничего не выражало, Адель показалось, что в уголках его глаз спряталась улыбка.
– Мечтала. Но теперь я не думаю, что смогу когда–нибудь выйти замуж.
– Почему?
– Потому что это невозможно без любви. Вот если бы это был кто–то вроде тебя, дядя Райан!
Он остановился в крайнем изумлении, должно быть, заливаясь теперь краской от этой внезапной детской откровенности, а Адель продолжала легонько тянуть его вперёд, думая только о лете, чудесной погоде и Оливере, который – о, как бы ей этого хотелось! – поскорее вернулся на соседский участок.
– Послушай, Адель, когда ты станешь взрослой, ты встретишь того, кому суждено будет стать твоим мужем. И если ты будешь чувствовать, что тебе хорошо с ним, значит – это и есть твоя любовь.
Она кивнула и почти тут же забыла об этом разговоре, лишь радуясь тому, что оказалась права, и дядя Райан смог понять её в её чувствах.
А накануне они с ним читали. Адель, всё ещё имевшая некую неприязнь к книжкам без картинок, с жадностью слушала дядю Райана, опершись лицом на обе руки и прислонясь грудью к столу, а он читал тихо, размеренно, будто специально для неё делал понятным каждое неясное ей слово. А когда она стала понемногу засыпать, она почувствовала, как он взял её на руки и отнёс в её комнату. В какой–то полудрёме она видела, как он расстегнул на ней платье и рубашку, усадив при этом на край кровати. Ночная рубашка, оставленная здесь няней, лежала на подушке, и дядя Райан надел её ей чрез голову, всё время что–то болтая о пустяках вроде того, что не расстёгиваются пуговицы. А когда он, наконец, уложил её, она вдруг открыла глаза и, обхватив его руками за шею, легонько чмокнула в щёку, и на мгновение ей отчего–то показалось, что от дяди Райана, как и от Оливера, пахнет мёдом, летней скошенной травой и украденными грушами.