Но не каждый день они могли проводить вместе. Адель всё ещё училась на дому, хотя порой эти занятия ей жутко надоедали. К тому же, она не могла не заметить, что всё же что–то изменилось в дяде Райане. Дни пролетали незаметно, и, несмотря на прохладу, на душе у Адель было хорошо и спокойно. С приехавшим старшим другом ей было намного интереснее, чем одной, пускай он даже и не согласился залезать в их с Оливером маленький шалаш и порой не понимал её мыслей и о чём она пыталась ему сказать, зато он всё также охотно ходил с нею на кладбище и рассматривал фотографии в старых, пахнущих сыростью альбомах. Но всегда задумчивый и отрешённый, любивший проводить время с ней одной, с Адель, он теперь часто подолгу засиживался за столом со взрослыми, не отвечал на её отклики, когда брал фотоаппарат – который, похоже, стал его новой любимой игрушкой, и уходил куда–то, а затем возвращался и снова шёл ко взрослым, показывая сделанные снимки. Не раз фотографировал он и её, но маленькая Адель побаивалась фотоаппарата и всё время норовила убежать от него куда подальше.
– Он забирает ваши лица и делает из них свои истории! – убеждала девочка взрослых, указывая им на нового друга дяди Райана. А те только смеялись в ответ на все её доводы. И Адель уже начинала считать, что с приездом дяди Райана ничего толком не изменилось – она была столь же одинока, что и до него. Да и впрочем, кому, будет приятно, ежели его будут поднимать на смех и потешаться над его чувствами!
Она продолжала учить уроки и проводить время за книгами. Сад за домом опустел и словно состарился от наступившей осени. Когда Адель приходилось выходить в него, она садилась на мокрые от дождя качели, которые тихо поскрипывали при качании, или будоражила деревья, с которых тут же красиво начинали сыпаться разноцветные листья. И хотя это была не первая осень в жизни Адель, ей казалось, что это место именно этой осенью, именно сейчас прощается с ней навсегда.
Дождь моросил весь день. Адель не видела дяди Райана со вчерашнего дня. «Должно быть, сидит дома», – решила Адель. В этом не было ничего странного, учитывая все взрослые увлечения, которые стали присущи ему совсем недавно. Порой Адель заговаривала с ним о дальних странах, о которых ей говорил Оливер, и спрашивала дядю Райана, знает ли он о них. «Ну, разумеется», – сухо отвечал тогда он и начинал заниматься своими делами. Но дядя Райан не появился ни за завтраком, ни за обедом. Ни на другой день…
Адель отбросила очередную книгу. У неё совсем пропало настроение читать от всей этой сырости за окном и непрекращающегося проливного дождя. К счастью, отец в это время позвал её к себе снизу, и Адель побежала по лестнице к нему.
Она прошарила весь первый этаж, разыскивая отца. Его не было ни в гостиной, ни в столовой, ни в других комнатах. Девочка взглянула на дверь кабинета. Без сомнения, отец никогда не пускал её – да и никого – туда. Именно в кабинете у него было личное пространство, атмосфера, которую никто не смел нарушать. Так считала Адель. Она осторожно толкнула дверь.
Отец и мать тепло приветствовали её. Строгий и суровый всегда, отец Адель казался теперь ей каким–то осунувшимся. Он скрестил руки за спиной и подошёл к окну. В лучах блеклого осеннего солнца была отчётливо видна его стройная осанка.
– Адель, нам придётся уехать, – спокойным голосом сказал он. – Наверное, мы вернёмся только к лету.
Уехать? Адель метнула взгляд на улицу, где, наверное, сейчас дождём заливает её любимый сад.
– Мы собираемся в город, Адель. На неделе тебе следует собрать все свои вещи.
Адель взглянула на маму. Она сидела на краю огромного кожаного дивана и смотрела в никуда, точно даже не видела дочери перед собой. Девочка вбежала в свою комнату, не в силах сдерживать слёзы. Всё, к чему она привыкла – всё это ей придётся теперь оставить. И неизвестно, как надолго. Её грусть и обиду усиливал дождь, стучащий в окно.