— Я велел тебе спрятать их в сейф немедленно, — прошипел он мне в лицо. — Это было так сложно сделать?
Ярослав злился редко, обычно в крайних случаях, и я поняла, что это тот самый случай. Он иногда доверял мне подобные поручения, я всегда выполняла их беспрекословно, и вот один раз забыла — как он сразу злится! Это показалось мне несправедливым, и я гордо вздернула подбородок.
— Ты заставил меня провести ночь в поезде, я всего лишь хотела немного освежиться!
Он сжал пальцы так сильно, что мне стало больно, и ощутимо тряхнул меня. Узел полотенца на груди развязался, и оно скользнуло по телу на пол, упав к ногам. Я стояла перед ним совершенно обнаженная, и видела, как ярость в его глазах вспыхивает все сильнее. Мне даже показалось, что не я виновата в его плохом настроении, что-то случилось на работе, и сейчас он пытается выместить злость на мне. Дыхание его стало глубоким, а зрачки расширились еще сильнее.
— Освежиться она хотела, — проворчал он. — Сначала ты делаешь то, что говорю я, а потом уже освежаешься, поняла?
Я по-прежнему смело смотрела в его лицо, хотя внутренности сжимались от страха. Он резко развернул меня спиной к себе и толкнул к стене. Я уперлась в нее руками и чуть не ударилась лицом. Обернуться не успела, как Ярослав уже подошел сзади и прижал меня к стене, запустив руку между ног. Пальцы грубо ласкали меня, но я не собиралась поддаваться. Едва ли это даже можно было назвать лаской, скорее он хотел просто немного увлажнить меня, чтобы не сделать больно себе.
— Отпусти, — велела я, но он даже не услышал.
Я слышала, как он расстегивает ширинку, а спустя несколько секунд почувствовала и освободившийся член. Жесткие ласки еще не подготовили меня как следует, а потому, когда он вошел в меня, я испытала глухую боль.
— Мне больно!
— Потерпишь.
Он продолжал держать мою руку и довольно грубо входил в меня, каждый раз впечатывая грудью и лицом в стену, но как-то освободиться я не могла. Как бы ни был он груб, с каждым его ударом все внутри меня разгоралось желанием, лоно увлажнилось, и боли больше не было. Я чуть шире раздвинула ноги, позволяя ему входить в себя удобнее, но ему, видимо, это не понравилось. Сегодня он хотел причинять мне боль. Он схватил меня за волосы и потянул назад, так что я неестественно выгнулась, уперевшись освободившимися руками в стену, чтобы не биться в нее подбородком. Несколько довольно грубых и унизительных толчков — и он дернулся, кончая. Ни о каком моем удовольствии, конечно, речи не шло.
— Спрячь документы в сейф, — велел он, снова застегивая брюки, пока я еще так и стояла у стены.
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, а затем молча подняла с пола полотенце, снова завернулась в него и принялась собирать вывалившиеся из папки бумаги. Сказать, что мне было обидно, ничего не сказать. Не то чтобы таких ситуаций у нас не случалось раньше, Ярослав брал меня, когда хотел, но обычно все же думал и о моем удовольствии.
Когда я спрятала бумаги в сейф, оделась и пришла на кухню, он уже сидел за столом. В микроволновке разогревалась еда, и я понятия не имела, откуда он ее взял. Должно быть, еще вчера положил в холодильник что-нибудь, купленное в ближайшем ресторане. Конечно же, обо мне едва ли подумал.
Я налила себе воды из-под крана, залпом выпила и собралась уйти, когда пиликнула микроволновка. Даже не посмотрела в ее сторону, я не прислуга еще и еду подавать. Ярослав оторвался от смартфона, встал и принялся греметь тарелками. Его вопрос застал меня уже в пороге:
— А ты не будешь обедать со мной?
Я обернулась. К моему удивлению, перед ним стояли две тарелки, и еду он раскладывал тоже в две.
— Я не голодна.
На самом деле я была страшно голодна, последний раз ела вчера перед поездом. Сегодня утром мне даже кофе в горло не лез.
— Не говори ерунду, — велел он, ставя обе тарелки на стол. — Садись.
Я послушно села, все еще не глядя в его сторону. Пусть знает, что мне обидно за такой грубый секс в коридоре. Сначала мы ели молча — я действительно проголодалась — а потом он сказал:
— Прости, что сорвался на тебя. Думаю, я смогу искупить вину.
Он отодвинул тарелку и вышел из столовой, чтобы вернуться минуту спустя с большим бархатным футляром, положил его на стол. Я чувствовала, что он стоит рядом и смотрит на меня, и, наверное, надо было изображать и дальше уязвленную гордость, но мне было страшно интересно узнать, что внутри. Я отложила вилку и все же открыла футляр. На бархатной подушечке лежало колье с большим изумрудом. Изумруды — мои любимые камни. Не такие пошлые, как бриллианты, но и не дешевка какая-нибудь. Тем более они хорошо подходят к моим глазам. В любой другой день я бы страшно обрадовалась, но сейчас почему-то стало обидно. Думает, что может не считаться со мной и моими чувствами, но покупать камнями?