7.
Наверное, еще никогда в жизни Сергея так не штормило, не мотало из стороны в сторону. Сначала его грызла неуемная отвратительная злоба. Как же он ненавидел! Его — Юрку. Люто. Яростно. Изо всех сил. Как раньше и представить себе не мог. Все лезла в голову одна и та же мысль — вот уехал бы Юрка в свой Питер, ничего не сказав, просто промолчал бы, не вороша прошлое, не трогая того, чего трогать не стоило. Вообще. И никогда.
Ненависть, жгучая и острая, обжигала Сергея, царапала внутренности, рвала жилы. Ему было плохо, мучительно плохо от ее болезненного воздействия. Видно, поэтому он не сдержался. Выплюнул эту ненависть из себя, рассказав все малознакомой и, в общем-то, посторонней женщине.
Хотя думать о Катерине как о посторонней Сергею отчего-то не хотелось. Он ведь сразу ее узнал — незнакомку со школьной линейки. В ту самую секунду, когда, устремив на него испуганный взгляд, она воскликнула «Что с вами?». Сергей тогда увидел ее лицо совсем близко — в ареоле светившихся на солнце золотистых волос оно показалось ему необыкновенно прекрасным. В эти ярко-голубые, полные сочувствия глаза хотелось смотреть бесконечно долго. Хотелось прикоснуться к изогнутым в напряжении губам, стереть с них отпечаток беспокойства. Как мог он посчитать ее обычной, заурядной — мелькнула в глубине ускользавшего сознания мысль. Уколола вдруг, удивив своей простой очевидностью. Она, эта мысль, и удержала его на поверхности, не дала провалиться в черную бездну беспамятства.
В тот день на даче Сергей все выплеснул, и стало легче. Но тотчас его бросило в другую крайность — невыносимо жалко стало их с Юркой дружбу. До слез жалко. Вспомнились разом все лучшие моменты, что перекрыли собой последние события — те показались сразу какими-то нелепыми, не стоившими переживаний. Он заскучал по другу, жалея, что того нет рядом. Что некому выговориться, излить наболевшее. Вдруг зазияло глубоким черным провалом давно отданное место - Юркино место в его жизни.Лишь об одном Сергей не жалел ни минуты — о своем согласии на ДНК-тест. Знать правду — любую, даже самую болезненную и горькую — для него было лучше. И Юрка это понимал. Юрка вообще все и всегда о нем, Сергее, понимал. Но все-таки рассказал он зря. Зря взбаламутил воду, поднимая со дна заржавевшие, покрытые водорослями останки давно затонувшего корабля. Правда — ненавистная, безумно тяжелая — придавливала Сергея к земле, мешала дышать. Мешала жить. Гораздо проще было бы без нее. Чтоб не копаться в прошлом и не искать причин. Чтоб жить себе как раньше — спокойно и правильно.
Все эти мысли нервировали, гасили аппетит, лишали сна. Тогда он снова начинал ненавидеть Юрку. Опять ругал себя, вспоминая их последнюю встречу. Как мог он сидеть за одним столом с проклятым предателем? Шутить, смеяться, даже выпивать?
Ну почему Юрка не промолчал, ну почему же…
Всю следующую неделю Сергей проработал в первую смену. Алинку отводила и забирала из школы теща. А он, варясь в котле своих страданий, пахал как одержимый. Подменял ребят из бригады, работая за двоих. Порой и за нескольких сразу. Брал сверхурочные, задерживаясь допоздна. Домой приходил обычно заполночь — Алинка тогда оставалась у бабушки. Заглянув в пустую комнату дочери, тяжело вздыхал, шел на кухню, съедал нехитрый холостяцкий ужин, а после без сил падал на диван. И прежде чем провалиться в глубокий сон без сновидений, который бывает лишь от сильной усталости, Сергей думал о Наталье. Обида и здесь сделала свое черное дело — образ жены померк, посерел, уже не казался ему таким возвышенным и светлым, как раньше. Засыпая, он мысленно обращался к ней с одним и тем же мучительным вопросом — «Зачем? Зачем ты это сделала?»
***
Неделя пролетела незаметно, после тяжелых, проведенных на работе выходных наступил понедельник. Проснулся Сергей ближе к полудню, привычно подскочил на диване, щурясь от яркого дневного света, что лился в незашторенное с вечера окно, взглянул на часы. Сегодня во вторую смену — услужливо шепнула память — на работу торопиться не нужно. Зато нужно торопиться в школу за Алинкой — вспомнил Сергей. Уроки то вот-вот закончатся.