— Я хочу сказать тебе кое-что важное, — с трудом игнорируя его грубость, заторопилась Катя. Нужно все объяснить. И как можно быстрее. Пока Сергей не наломал дров в порыве все больше нарастающей враждебности. Пока окончательно не перечеркнул их отношения красной линией ненависти. — Дело в том, что я и Наталья рожали вместе. В одном роддоме и в одно время...
— Что?! — Сергей не дал ей договорить. — В одном роддоме? — он оглушительно расхохотался. — Вот это да! Ну, Юрка, ну, жеребец — обе дочки сразу! Я, конечно, всегда знал, что он способный, но такое...
Испугавшись этого неприятного злобного смеха, Катя во все глаза уставилась на Сергея. Он странно посмотрел в ответ — так, будто хотел ее ударить и одновременно изо всех сил прижать к себе.
— Нет, не обе, — от взгляда, в котором плескалась гремучая смесь гнева и страсти, у Кати вдруг пересохло во рту. — Только одна дочка, — с трудом выговорила она и, глубоко вдохнув, выпалила: — Кажется, девочек в роддоме перепутали! — А потом, не дав ему возможности сказать хоть слово, затараторила: — Я в тот день родила Алину, а Наталья — Дашу! Их перепутали, просто перепутали! Алина, да — она Юрина дочка, ты это знаешь. А вот Даша, скорее всего, нет. Она, кажется, твоя. Твоя, понимаешь?!
Катя даже зажмурилась, ожидая очередного злобного взрыва, ожидая сотрясающего стены крика, но Сергей почему-то молчал. Она приоткрыла глаза, посмотрела на него с опаской.
— Перепутали, говоришь? — мягко, чуть вкрадчиво спросил он. Таким тоном говорят с маленькими детьми или с умалишенными. — И никто ничего не заметил? Ни ты, ни Наташа? Как же так? Разве может мать не узнать родного ребенка?
— У меня были тяжелые роды. У Натальи тоже, — медленно заговорила Катерина. — Мы обе увидели детей не сразу. А когда увидели… по крайней мере, когда меня, наконец, пустили к Даше… — слова давались Кате с трудом.
Широко распахнув глаза, она смотрела прямо на Сергея — выразить бы взглядом все, что внутри. Тогда бы он прочел ее мысли, прочел их все до единой. Проникнув в самые глубины ее сознания, испытал бы то, что и она испытала, когда впервые взяла малышку на руки: любовь, горячей волной затопившую сердце, нежность — бескрайнюю, как горизонт, И чувство — большое, легкое, будто воздушный шар — от того, что все обошлось, что все позади. Тогда бы он понял, непременно понял.
— Не знаю, как это вышло... — наконец, промямлила Катя. — Я вообще ни о чем не думала, я просто хотела взять ее на руки... живую и здоровую...
Слезы застилали глаза, она опустила голову и часто заморгала. Главное — не разреветься, не позволить взять над собой вверх отчаянию, стремительно росшему от его хмурого, полного недоверия взгляда. Ведь еще столько всего не распутано, не разложено по полочкам. Столько не сказано.
Но Сергей, кажется, не был настроен на долгие объяснения.
— Бред! — грубо и резко кинул он. — Даже если детей перепутали, откуда ты знаешь, что Даша — моя, не Юркина?
— Я точно не знаю, — пролепетала Катерина. — Мы с Юрой и Дашей сделали тест, два дня назад... в среду... и, если выяснится, что мы не родители, то значит...
И в этот самый момент Сергей взорвался:
— ДНК?! — безумно вытаращив глаза, закричал он — видимо, одно лишь упоминание о тесте приводило его в бешенство. — Опять ДНК?! Ну все, хватит с меня!
— Послушай...
— Не хочу ничего слушать!
— Послушай же! Возможно, Наталья ошиблась, и Даша…
— У-хо-ди! — отрывисто выдохнул он.
Глаза его налились кровью, лицо и шея побагровели, а кулаки сжались так, что вены вздулись на них тугими синюшными жгутами. Катя испугалась — не случился бы снова приступ, как тогда, в их первую встречу. Отступила на шаг, прижалась спиной к входной двери, нащупала сзади ручку.
— Прости меня, — прошептала еле слышно.
«Я ведь люблю тебя!» — рвалось следом. Но слова эти, такие нежные и искренние, хрупкие, как драгоценный хрусталь, словно разбились о пронизывавший холод его глаз. Разбились и осыпались грудой сверкающих осколков.
— Уходи!
Не поворачиваясь к двери, Катя надавила на ручку, шагнула через порог на лестничную клетку.
— Отнеси ей розы, слышишь?! — слова эти вырвались сами, помимо ее воли. — Отнеси ей белые розы!
И прежде чем с грохотом хлопнула дверь — на мгновение, всего лишь на доли секунды — Кате почудилось: там, в самой глубине его глаз мелькнуло что-то… Боль, раскаяние, безотчетный страх от того, что дверь сейчас закроется. Закроется и навсегда разделит их мир надвое.
Чувствуя, как по щекам катятся слезы, Катя еще долго стояла в полумраке подъезда. Но Сергей не выглянул, не вышел. Она, наконец, спустилась на улицу. Холодный ветер освежил ее горевшее лицо, прокрался за шиворот, к лопаткам, к взмокшей от напряжения спине. Приходя в себя, Катя вздрогнула, вытерла слезы, застегнула пальто и быстро зашагала через темный двор — уже поздно, нужно идти домой, к Даше.