— Ты знаешь, что я тебя люблю?
— Я знаю, мама.
— Я очень сильно тебя люблю, слышишь?
Вулкан затихал, горящая лава, тихо шипя, проплывала мимо.
— Я слышу, мам. Пожалуйста, не плачь.
— Я не плачу, — слезы текли ручьями, пропитывая ткань цветастой девичьей куртки, а кто-то уже тянул Катю вверх, поднимал с колен, крепко обнимал, целовал мокрые ресницы, щеки, губы...
Она замерла, боясь пошевелиться — Сергей? В самом деле — Сергей?
Он улыбался — Катя это чувствовала. Ей захотелось увидеть эту улыбку, заглянуть в его глаза, убедиться — неужели простил? Действительно простил?
Она подняла голову, медленно приоткрыла веки — Сергей и правда улыбался. И смотрел, как раньше — будто не было того безумного, злобного взгляда, повергшего ее в пучину отчаяния и боли.
— Ты вся мокрая, — его лицо, его губы были головокружительно близко.
— Это снег.
— Конечно, — он обхватил Катино лицо своими большими теплыми ладонями, бережно вытер слезы на ее щеках.
— Даша смотрит, — прошептала она.
— И Алина тоже! — от этого звонкого смеющегося голоса у Кати подпрыгнуло сердце. Алина!
Через мгновение обе девочки были в ее объятиях. Катя снова плакала:
— Милые мои. Любимые мои, — никогда раньше ей не было так хорошо и одновременно так плохо. Два совершенно противоположных чувства сразу — счастье от родства одной, горе от того, что другая — не родная...
Тут она спохватилась — результаты! Где результаты? Катя выпустила девочек из объятий и, резко вскочив, испуганно уставилась на Сергея. Но он уже тянул бумаги, безжалостно смятые в ее кулаке, понимающе улыбался:
— Позволишь?
Она облегченно закивала, разжала затекшую ладонь. Почти не дыша, Катя смотрела, как он расправляет бумаги, читает заключения — одно, потом другое. Увидела, как расширяются его глаза, как приливает к щекам кровь. Как медленно, очень медленно шевелятся его губы:
— Значит... она все-таки…
— Да, Наталья ошиблась, — помогая ему, прошептала Катя.
— А может, к нам пойдем? Ну, раз мы все уже помирились, — вдруг звонко прощебетала Алина. — И крестного позовем. Можно, папочка?
Но Сергей не ответил. Он шагнул к Даше, присел перед ней на корточки, посмотрел внимательно, долго — будто впервые увидел. Внезапно Кате почудилось, что время остановилось. Застыли на месте сновавшие туда-сюда ребятишки, пушистые хлопья снега повисли в воздухе, на школьном дворе воцарилась оглушительно-звенящая тишина.
И тогда случилось нечто невероятное — осторожно, опасливо, пока еще неуверенно Даша протянула ручонки и обхватила Сергея за шею. Обхватила и замерла, крепко зажмурившись от волнения.
У Кати вдруг захолонуло сердце, когда Сергей в безотчетном ответном порыве прижал девочку к себе и тихо, едва слышно, дрожавшим от восторга голосом произнес:
— Ты — моя.
Эпилог
Стоя у панорамного окна здания аэропорта, Юра смотрел, как взлетал его самолет. Как, разогнавшись по взлетной полосе, он плавно отрывался от земли и взмывал в небо большой белой птицей. «Если улететь ночным рейсом, то еще можно успеть к началу завтрашнего рабочего дня», — провожая взглядом удалявшийся лайнер, мысленно подытожил Юра. Ну а сейчас есть дела важнее работы. Важнее проекта, денег, обязательств перед партнерами и прочей, в общем-то, никому не нужной ерунды.
Оставив вещи в камере хранения, он вышел на улицу, взял такси.
— На городское кладбище, пожалуйста, — бросил водителю и, откинувшись на сиденье, молча уставился в окно.
«Как такое могло случиться?» - думалось ему. Случиться с Катей и Наташей? С Серегой? С ним самим? Какие неведомые силы свели их всех вместе? В одну невероятную историю. В единую судьбу...
На кладбище было пусто. Снег почти прекратился, в воздухе кружились последние редкие хлопья. Юра прошел между рядами памятников, остановился около могилы Натальи.
— А я сегодня без подарка, прости. Прямо из аэропорта, понимаешь, — оглядев могилу, тихо сказал он. — Мне просто захотелось поговорить с тобой.
И они поговорили. Обо всем поговорили. О том, что было когда-то. И о том, что случилось теперь. Наташа внимала ему будто живая. Юра представлял ее улыбку, нежную, полную удивительного тепла. Он смотрел в ее светло-голубые глаза — от их внимательного, участливого взгляда на душе становилось легко и спокойно. Словно воочию видел, как она поправляет упавшую на лоб русую прядь, как понимающе кивает, слушая его грустный монолог.
— …Я думал, что всю жизнь буду благодарить тебя за дочь, — сказал напоследок Юра, — а оказалось, буду за другое. Ты сделала меня лучше. Научила любить. Дала силы жить дальше. Теперь я должен отпустить тебя, совсем отпустить. Спи спокойно, любимая.