— Вот и выросла девочка, — задумчиво сказал Юрка.
— Школьница наша, — забывшись, улыбнулся Сергей. Злость исчезала, постепенно ослабляя свою невидимую хватку.
Они помолчали, думая каждый по-своему, но об одном и том же. В понедельник, надев нарядную форму, черные лакированные туфельки, поскрипывающие при каждом шаге, и повязав на волосы огромный пышный бант, Алина пойдет на первую в жизни школьную линейку. Уже дожидается своего часа припрятанный в дальнем углу шкафа еще один Юркин подарок — портфель с твердой ортопедической спинкой. Уже давно собран и стоит в Алинкиной комнате новый письменный стол, пахнущий лаком и сосной. Стоит так, чтобы свет из окна падал непременно слева — все как положено, все по правилам.
— Я не смогу на линейку, уезжаю завтра, — вздохнул Юрий. — Поеду в Питер новый филиал открывать.
— Надолго?
— Надолго. А то и совсем останусь.
Сергей вдруг все понял — именно сейчас, именно в эту минуту.
— Ты потому и рассказал? — спросил, заранее зная ответ.
— Да, — как обычно, Юрка будто читал его мысли. — Я ведь и вовсе говорить не хотел. Тут неожиданно командировка — подумал, когда еще увидимся? Что если никогда? А я так и не узнал, — он помедлил, с опаской глядя на Сергея, — моя Алинка или нет.
Сергей молчал. Вся обида, ревность, бессильная ярость, чувство жгучей несправедливости — все, что владело, управляло, крутило им эти безумные три дня, почему-то исчезло. Осталась, вдруг выплыв на поверхность, одна пронзительно ясная пугающая мысль. С замирающим от страха сердцем он спросил:
— Если она твоя, — от этих слов его сразу бросило в жар, — ты ведь не станешь...
И не договорил в уверенности, что объяснять, как всегда, ничего не нужно.
— Зачем обижаешь? Конечно, не стану. Она твоя дочь, твоей и останется. Мне бы только знать — вдруг есть на свете родной человечек? Хоть один, понимаешь? Просто знать, что растет, жизни радуется. Чтобы согревало. Чтобы сил придавало, — Юрка отчаянно сжал кулаки. — Понимаешь ты меня или нет?!
Сергей молча кивнул. Юрий, как и он сам, давно разменял четвертый десяток, а до сих пор не имел ни жены, ни детей. Когда им обоим исполнилось по двадцать, умерли Юркины родители — друг за другом, в один год. С тех пор тот уныло плыл по течению жизни, заполняя время краткосрочными ни к чему не обязывавшими романами, а душевную пустоту — проблемами Сергея и его семьи.
— Прости меня, — почему-то снова завел свою виноватую песню Юра. — Это дурость была, слабость. Наташа мне еще со школы нравилась, ты же знаешь, но я никогда... — он помолчал, подбирая слова, — никогда бы не осмелился, а тут она сама... Может, плохо ей было или одиноко. Я и не устоял. Прости, если сможешь...
— А как же я? — вдруг перебил его Сергей. — Я вроде тоже не чужой тебе?
Юрий взглянул внимательно, будто все еще не веря услышанному. Спросил неуверенно, с затаенной в голосе надеждой:
— Все еще не чужой? Точно?
— Точно, — кивнул Сергей.
— А давай выпьем за это, а?! — радостно выкрикнул Юрка и, резко подскочив, выбежал в коридор.
Повозившись в кладовке, через минуту он вернулся с бутылкой армянского коньяка в одной руке и лимоном в другой.
— Вот черт рогатый, — поднимаясь с колен, расхохотался Сергей, — купил все-таки? В кладовке припрятал?
— На прошлой неделе еще. Ты бы там никогда не нашел, — подмигнул Юрка. — Я же знал, что пригодится! — Он торжествующе потряс бутылкой в воздухе. Золотисто-коричневая жидкость отчаянно затанцевала, забулькала внутри, ударяясь о стеклянные стенки.
— Наливай, — добродушно усмехнулся Сергей.
— Я мигом.
Откуда ни возьмись на столе появились рюмки, поплыл по кухне свежий цитрусовый запах. Они выпили, закусили, немного помолчали, морщась от кислоты лимона.
— Заберешь мой результат? — вдруг вспомнил Юрка. — По доверенности не должно быть проблем.
— Заберу, — кивнул Сергей.
— Позвонишь потом? Нет, лучше я сам позвоню.
— Звони. Но вот увидишь, моя Алинка! Моя!
— Выпьем за это? — предложил Юрка
— А давай!
— Черт! Ты руки мыл после мусорки?
— Нет, а ты?
Они смеялись теперь вместе, галдели, хлопали друг друга по плечам.
Незаметно для обоих подкралась Алинка, встала на пороге кухни, смотрела на них, склонив голову набок и вопросительно улыбаясь. Увидев ее, они одновременно замолчали, испуганно переглянулись — вдруг слышала чего? Но она, смешно подбоченившись и старательно нахмурив светлые бровки, только попеняла:
— Вы как маленькие, шумите тут! — в ее голосе искрилось едва сдерживаемое веселье. — У меня дети, между прочим, спят!
Ответом ей стал взрыв громкого дружного хохота.