Что я знаю о короле? Почти ничего. В нашем доме о нем не говорили. Совсем. Нет, потом, когда я подросла, Мирая приоткрыла передо мной завесу тайны, рассказала о стычке Лаорра с королем, хотя, думаю, далеко не все. Но тогда даже имени не произносили, словно все, что связано с королем, было под негласным запретом. Это невольно будоражило мое воображение, и я умирала от любопытства и ловила крупицы информации, где могла. В пансионате девчонки мало что знали, а в городе… В городе ходило много разных слухов. Но можно ли им верить? Что могут знать о короле простые горожане? Юные дамочки ахали и твердили, что он безумно красив, просто душка. Мужчины – что он жесток и не прощает своих врагов. Впрочем, мне-то известно, что иногда он может смириться с их существованием, но лишь до тех пор, пока они не мозолят глаза.
Одна из сестер Лаорра как-то обмолвилась, что в постель король всегда берет нож. «Ты ведь понимаешь, для чего?» – шептала она, обмирая от сладкого ужаса. Я важно кивнула, хотя никак не могла сообразить, зачем этот нож нужен в кровати: во сне ведь можно случайно пораниться. Вторая шикнула на нас, сказав, что все это досужие сплетни, а мы – две сплетницы. Она как раз была из тех восторженных поклонниц, кто втайне хранит в своем столике его портрет, который романтично целует на ночь, закатывает глаза, с придыханием шепча его имя, а поэтому, разумеется, «знает про него больше всех». Тогда мы с сестрами Лаорра были, пожалуй, даже дружны. Но шло время – и становилось понятно, что этой дружбе скоро придет конец. Слишком уж разное будущее нас ожидало – темных и человечку. Может, поэтому я и поспешила покинуть замок, что уже давно чувствовала себя там лишней?
Сбежала, да… Какая же я дура. И что будет со мной теперь?
Я подавленно молчала, обхватив себя руками за плечи, словно если я буду занимать как можно меньше места, то на меня перестанут смотреть, или вообще оставят в покое. Какая глупость! Кроме нас тут никого нет, и никуда я не спрячусь, а значит, в этом нет никакого смысла.
Я выпрямилась и с вызовом сказала:
– И что же вы намерены со мной делать?
Он усмехнулся и рванул платье с моих плеч. Оно легко соскользнуло, подставив груди холодному воздуху. Я ахнула и попыталась прикрыться руками, остро ощутив свою наготу и беззащитность. Подняла на него глаза, готовясь выдать гневную тираду, но наткнулась на равнодушно-насмешливый взгляд и осеклась.
– Вы ожидали чего-то подобного? Я должен был на вас наброситься как матрос, полгода не видевший женщины?
Он откровенно забавлялся. Я промолчала.
– Чтобы мне захотелось до вас дотронуться, вам сначала нужно снять эту провонявшую сыростью и клопами тряпку, а потом несколько часов провести в пенной ванне.
От стыда мои щеки вспыхнули огнем, глаза предательски защипало. Я бы, может, и сама не отказалась от ванны и от чистой, приличной одежды. Да кто бы мне дал!
– В таком случае я предпочитаю до конца жизни оставаться в этом платье! – я упрямо вскинула подбородок и несколько раз моргнула, прогоняя непрошеные слезы. Ни за что не буду плакать. Ни за что не покажу ему свою слабость…
Он посмотрел на меня странным взглядом. Я бы даже не сказала, что понимаю, что значит этот взгляд. Король сердится? Недоволен? Или, напротив, заинтересован?
– Боюсь, я не могу вам этого позволить, – выдохнул он мне на ухо. А в следующее мгновение словно ветер, словно сквозняк скользнул вокруг тела. Одно быстрое, неуловимое движение – и вот уже платье изумрудными лоскутьями лежит на полу. Я стою перед королем обнаженная, а он прячет нож в ножны.
Значит, правда. Все правда. Я застыла, не в силах сказать ни слова.
12
Он резко развернулся и вышел из комнаты, а я так и осталась стоять, не зная, что мне делать и куда идти. Наклонилась, попыталась поднять лоскуты и собрать из них что-нибудь, чем можно хоть как-то прикрыться, но нет. Единственное, что из этого теперь можно было сделать, это стеганое одеяло из лапиков.
Когда мы были маленькими, такие нам шила мама, и по кусочкам можно было узнавать: вот это старенькое платье, вот это вышитая салфетка, когда-то она была красивая, а потом я случайно махнула ею перед печью…
Еще одно болезненное воспоминание о прошлом, к которому теперь нет возврата.
Дверь мягко отворилась, и в комнату вошла девушка. Высокая, дородная, полная. Она едва ли была старше меня. Мое бедственное положение ее нимало не удивило, она деловито набросила мне на плечи накидку. Увидев, что я стою, как истукан, со вздохом продела мои руки в рукава, подпоясала меня и ухватилась за мой саквояж.
– Это, что ли, вещи ваши?