Примерно за три секунды — столько длился поцелуй — Мейбел убедилась, что может спокойно целоваться с ним, не теряя головы и не испытывая никаких особенных чувств. Я буду делать это столько раз, сколько потребуется, чтобы полностью убедить Лорин, решила Мейбел. Ничего особенного. Нужно только думать о пяти миллионах, и тогда у меня будет такой вид, будто кроме этих поцелуев для меня ничего на свете не существует.
Джереми как-то незаметно переменил позу, и так получилось, что Мейбел сразу перестала себя контролировать. Она не просто прильнула к нему — это еще можно было бы объяснить, — она повисла на нем, потому что мир вокруг нее закружился, и, чтобы не упасть, ей потребовалась твердая опора. Такой опорой стали объятия Джереми. Он прижал ее к себе, а его рот — о, этот рот! — он дразнил, мучил, терзал, обещал…
Легко понять, почему Мейбел растерялась вчера, когда Джереми поцеловал ее в кабинете: его поцелуй был для нее полной неожиданностью. Но сегодня… сегодня она первая и по своей доброй воле поцеловала его, и все же, как и накануне, почувствовала себя в его объятиях такой же беспомощной и такой же растерянной. А самое главное Мейбел почему-то ощущала: Джереми не станет удерживать ее, если она захочет освободиться. Но вот, поди ж ты — ей не хотелось!
Наконец Джереми оторвался от ее рта, но целовать не перестал. Его губы скользили по ее скулам, по пути они нежно сжали мочку уха и безошибочно нашли ту пульсирующую жилку на шее… Мейбел непроизвольно запрокинула голову, открывая себя поцелуям Джереми.
— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? — осведомился Джереми, выпуская ее из объятий. — Мы должны поработать над тем, чтобы научить тебя не отскакивать от меня, когда я до тебя дотрагиваюсь.
Он свистнул собаке, и через минуту эта парочка потрусила вперед, вскоре скрывшись за углом.
Черт побери, подумала Мейбел, у него даже не сбилось дыхание!
Весь Рэнсом-Холл, включая кабинет Мейбел, был забит до отказа: больше двух сотен будущих студентов, университетские преподаватели, добровольные судьи и болельщики… Лишь ко второй половине дня напряжение заметно спало. Мейбел даже удалось выкроить время на небольшой перерыв. У нее разболелась голова, и Мейбел принялась рыться в столе, разыскивая аспирин. За этим занятием ее и застала Верджи.
— Что еще? — нахмурившись, спросила Мейбел.
— На этот раз — ничего. Соревнования идут к концу, многие команды уже ушли, так что можно с уверенностью сказать, что наше здание и на этот раз устояло. По крайней мере, до завтра, когда все вернутся на финальные игры.
— Да уж, как гора с плеч, — с облегчением выдохнула Мейбел.
— Если хочешь уйти пораньше, я побуду здесь, пока буря не уляжется окончательно. — Верджи взглянула на часы, висевшие за спиной Мейбел. — Примерно через час все отправятся праздновать победу или, наоборот, проливать горючие слезы.
Мейбел нашла, наконец, флакончик с аспирином и высыпала две таблетки на ладонь.
— А за это?.. — спросила она.
Верджи усмехнулась.
— Ну, ты же меня знаешь. Сегодня годовщина моей свадьбы, и мы с мужем собираемся поужинать в одном милом ресторанчике. Так что завтра, сама понимаешь, мне хотелось бы отоспаться.
— Идет, — согласилась Мейбел. — Завтра я буду здесь с самого утра, на случай какой-нибудь неожиданности. Но вроде бы ничего не должно случиться. Все получили исчерпывающий инструктаж. Судей и добровольных помощников более чем достаточно. Так что завтра приходи, когда выспишься.
Мейбел взяла сумочку и вышла.
На лестнице она встретила миссис Коннингтон. На ней был темно-розовый жилет, свидетельствовавший о том, что она тоже входит в команду помощников-добровольцев. Мейбел мельком видела ее, когда включала в комнатах свет, но впервые после вчерашнего чаепития в Круксбери-Хилл столкнулась миссис Коннингтон лицом к лицу.
Мейбел жизнерадостно поздоровалась с ней и хотела пройти мимо, но миссис Коннингтон преградила ей путь.
— Должна сказать вам, Мейбел, — холодно начала она, — я просто шокирована. Да, шокирована! Одна мысль о том, как вы обошлись с Хорасом…
Мейбел вовремя прикусила язык. Ей до смерти хотелось сказать этой даме, что, если бы Хорас поделился своими личными планами вначале со своей предполагаемой невестой, а уж потом с половиной университета, он не попал бы в глупое положение.
— Я страдаю, — патетически продолжала миссис Коннингтон, — да-да, по-настоящему страдаю за Хораса! Вы позволили ему увлечься вами, будучи замужней женщиной. Я поражена также, как мало, заботит вас репутация университета, если вы можете позволить себе то, что невольно видели мои глаза сегодня утром на ступенях Рэнсом-Холла.