Не знаю,
Предчувствую его,
А ведь
Ты говоришь, могу я измениться,
Что завтра нам покажет
Полюса. И все расставит время
На границы,
И будет так, как быть должно...
Судьба?
Судьба лишь слово громкое,
Я знаю, что есть в руках у нас-
Она. Мы наши души ей
Не продавали.
Она дорога наша и слуга.
Чего, чего же ты боишься?
Кто хрупок, тот и твёрд порой.
Всего, чего ты так страшишься,
Лишь страх бессильный и
Не/мой.
В комнату входит мама, и я убираю блокнот, чтобы она не увидела моих записей, откладываю телефон, чтобы не услышать «опять в своём телефоне сидишь».
— На, вот сборник.
Я беру то, что протягивает мама, смотрю на название: «ЕГЭ. Математика».
— Будешь решать каждый день по одному варианту, в конце дня буду проверять.
Сейчас совсем не хотелось препираться. Хватит мне разочарований на сегодня.
— Ладно, — отвечаю я.
Мама поправляет очки и с удивлением смотрит на меня, наверное, не ожидала такой реакции. Присаживается ко мне рядом.
— Полина, одиннадцатый класс — трудное время, сдашь экзамены и дальше будет легче. Я помогу тебе подготовиться, не переживай.
— Я переживаю не об этом.
— А о чем?
Мама спросила таким голосом, каким разговаривала со мной в детстве перед сном, читая сказки. Тогда все наше общение не сводилось к пререканиям. Тогда я могла спросить ее о чем угодно. В какой момент мы перестали разговаривать и стали только выдвигать друг другу претензии? Может, когда я пошла в школу и маме захотелось, чтобы я была самой лучшей и самой успешной, чтобы ей говорили, какая у неё чудесная дочь? Или может, это случилось тогда, около трёх лет назад, когда я попросила ее рассказать мне всю правду об отце?
У меня нет отца. Раньше это было просто и понятно: у кого-то мама и папа, у меня вот мама, бабушка и дедушка. Кажется, что в детстве мы все неисправимые оптимисты, для счастья вполне достаточно кусочка шоколада или мороженого. Но потом в какой-то момент я поняла, что хочу знать, кто этот человек, который мог бы стать мне отцом. И три года назад села точно так же, как сейчас, перед мамой и попросила ее все рассказать.
Она говорила, не смотря мне в глаза. Казалось, она и сама забыла об этом человеке, а я заставила ее все вспомнить. Не только вспомнить, но и произнести.
«Нас познакомили друзья, он приехал из другого города, все быстро так завертелось, я потеряла голову от любви, и вот. Когда я сказала ему, что беременна, он ответил, что к этому не готов, что это все не для него, и уехал, не оставив мне адреса. Да он мне был и не нужен. И тебе он не нужен, забудь про этого человека». Но я не забыла и после этого разговора ещё больше начала спрашивать: «Прямо так и сказал?» Однажды я не сдержалось и спросила: «Получается, он ушёл из-за меня?» Мама долго повторяла «Нет, что ты, просто я выбрала не того человека, но я рада, что у меня есть ты» и гладила меня по голове. Потом все стало по-прежнему, и про отца мы больше не говорили.
Сейчас, когда мама спрашивает, о чем я беспокоюсь, я вспоминаю тот наш разговор и спрашиваю:
— Неужели и ты не сомневалась в своих решениях?
Мама поправила очки, хотя они никуда не сползали — признак того, что отвечать ей не хочется.
— Нет, тогда профессия учителя была престижной, достойной. Я и сейчас так думаю. Врачи и учителя — самые нужные профессии.
После короткой паузы она посмотрела на меня и добавила:
— Послушай, я просто хочу, чтобы у тебя был выбор. С дипломом учителя ты всегда можешь пойти в школу, работа будет…
— Ну а если я хочу…
— Что, танцевать? — тон мамы стал громче.
Я стала рассматривать обои в комнате. Пожелтевшие, выцветшие. А мама начала говорить. Как будто отчитывала ученика в классе.
— Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь? Танцевать. Ну, потанцуешь ты до тридцати лет, а дальше что? Танцами ты можешь заниматься и помимо учебы…
— Но я не хочу тратить годы в универе на то, что мне неинтересно, — я встала и начала ходить по комнате. Даже перебила маму и сказала ей то, что мне только что пришло в голову:
— Я же могу работать учителем танцев, как Елена Сергеевна, чем это отличается от работы в школе? Почему математика?
Тут уже встала мама и начала размахивать руками:
— Опять твоя Елена Сергеевна. Да после математического ты можешь работать где угодно, мои одногруппники все хорошо устроились. И не в школе. А после танцев тебя куда возьмут? Уборщицей?
— Мама, это моя жизнь! И решать мне!
— Нет уж, я не позволю тебе сделать такую ошибку. Танцуй сколько хочешь, только поступи в универ на нормальную специальность. Иначе…
— Что? Что ты сделаешь?
Мама вышла из комнаты, а я уже знала, что она сделает — не будет со мной разговаривать неделю, она всегда меня так наказывала. В детстве это было мучительно, я как будто переставала существовать: ходишь за мамой, говоришь ей что-то, спрашиваешь, а она ничего не отвечает. Однажды я даже всерьез подумала, что умерла, сейчас мне грустно все это вспоминать, а иногда я даже радуюсь, что она со мной не разговаривает. Теперь это вообще ничего не значит — есть бабушка, если что, я смогу поговорить с ней, чтобы не чувствовать себя призраком. Я посмотрела на свой блокнот, который я забыла убрать. Неужели ещё одну мечту можно вычеркнуть?
Глава 7
На литературе было скучно, я никак не могла заставить себя внимательно слушать.
«Любви все возрасты покорны, но юным трепетным сердцам его порывы благотворны» — надпись на доске. И к чему это было, я так и не поняла к концу урока.
На перемене я пересказала Рите наш разговор с мамой. Про выяснение отношений с Кириллом я умолчала.
— И что думаешь делать?
— Пока не знаю, но, честно, мне легче поступить туда, куда она хочет, чем доказывать ей мою правоту. Я ведь и, правда, могу танцевать во время учебы в институте, не бросать свою мечту.
— Давай сегодня после школы погуляешь с нами, развеешься? — предложила Рита.
— С тобой и Вадимом? Я третий лишний.
— Не говори ерунды, — у Риты был такой вид, как будто она что-то задумала, но я тогда не придала этому значения и согласилась.
— Куда?
— В пригородный лес.
После перекуса в столовой мы поехали на автобусе в лес, я отправила маме сообщение, но она не ответила. Пока Рита с Вадимом мило держались за руки и щебетали, я удивлялась погоде — как-то незаметно наступила осень. Яркое солнце слепило глаза, желтые листья сияли на деревьях. Сейчас наилучшая погода для прогулок: листва шуршит под ногами, еще нет грязи. И мы едем в лес, где как-то по-особому все чувствуется, дышится легче.
Рита и Вадим ушли чуть вперёд. Я начала ругать себя за то, что согласилась поехать. Я наблюдала, как они смотрят друг на друга, улыбаются, как Вадим старательно не замечает колкости Риты. Вообще она с ним как будто другой человек. Они такие влюблённые и счастливые, наверное, я завидую. Они не тратят свои лучшие годы попусту, как я.
Хотя что толку от зависти? Я осмотрелась. Сосны, свежий воздух, лучшее место, для того чтобы сделать перезагрузку. Среди высоких деревьев я заметила одну небольшую березу и остановилась перед ней. Ее ствол делился надвое. Наверное, когда-то это было два дерева, а теперь это два, превратившиеся в целое, они навечно неразлучны. Я дотронулась рукой до коры.
Мне 17 лет, неужели я и дальше буду думать о человеке, который ко мне совершенно равнодушен, я больше так не могу, я хочу любви, мое сердце требует любви. Когда я буду любить, если не сейчас, пока я так молода? Вселенная, если ты меня слышишь, пошли мне человека, который сможет любить меня по-настоящему, я отдам такому человеку своё сердце, первому, кто его потребует.
Такие мысли пронеслись у меня, когда я держала руку на стволе дерева. Я не совсем поняла, что это было: наверное, какой-то внезапный приступ грусти и отчаяния. Безнадежности и жажды счастья. Но в тот момент я почувствовала, что точка поставлена. Кирилл Литвин — теперь прошлое и несостоявшееся будущее, его больше не будет в моем настоящем. Я устала мечтать о Кирилле, поэтому я отпускаю его.