На мгновение становится очень грустно. Для меня это, скорее всего, первая и последняя вылазка подобного рода.
Раньше я ещё тешила себя надеждой, что со временем мама одумается и позволит мне перебраться в столицу. Что, в конце концов, она поймёт, что в нашем мухосранске у меня нет никаких перспектив. Медсестра в районной больничке – это мой потолок в медицине, большего наш городишка предложить не может.
Сейчас я иллюзиями больше не тешусь. Мама никогда не отпустит меня. Не знаю, что с ней произошло в этом городе, но она лучше лишит меня мечты и загубит карьеру, чем позволит здесь жить.
И самое отвратительное, что я ей это позволю. Я знаю, что совершеннолетняя, и имею право самостоятельно выбирать, где мне жить. По сути, мне больше не нужно разрешение мамы, но я никогда так не поступлю.
И не потому что боюсь остаться без её финансовой поддержки. За возможность жить и учиться здесь, я бы цеплялась руками и ногами. Работала бы днём и ночью. Официанткой, уборщицей, кем угодно. Меня не пугают трудности. Алёна вон, вообще без родителей, у неё только старая бабушка была, и та умерла не так давно, но она справляется. Потому что также как и я мечтала выбраться из нашего городка и состояться.
Но я не могу так поступить со своей мамой. Это всё равно, что придать её. Она никогда не простит. И я сама не смогу жить с этим. Она мой единственный близкий человек. У нас нет никого, кроме друг друга. Бабушка с дедушкой погибли задолго до моего рождения, а отца своего я никогда не знала. Мама даже имени его не называла никогда…
– Так, Богданова, ты чего скисла? – тряхнув меня за плечи, Алёна вырывает меня из не самых приятных мыслей. – Давай-ка натягивай обратно на лицо улыбку. У меня для тебя сегодня грандиозные планы.
— Так-так-так, — потираю руки, чувствуя, как в грудной клетке растекается приятное чувство предвкушения. — А вот это уже интересно. С этого момента поподробнее, пожалуйста.
Выжидающие смотрю на Одинцову, но она в ответ лишь загадочно улыбается и игриво вздёргивает вверх брови.
— Увидишь, Настя, увидишь. Пока не скажу, секрет. Но могу тебе сказать одно, свою первую поездку в Москву ты запомнишь надолго.
Если бы я тогда только знала, насколько пророческими окажутся слова моей подруги…
Глава 2. Настя
Несколько часов мы проводим просто гуляя по городу.
Бродим по парку Горького, едим мороженое, посещаем несколько музеев и катаемся на аттракционах. А ещё, мне наконец-то удаётся осуществить свою мечту и пройтись по Красной Площади.
А к вечеру уставшие, но довольные, с гудящими ногами бредём к Алёне домой.
— Ну, что я тебе могу сказать, – пыхчу, стаскивая с отёкших от долгой ходьбы ступней босоножки. — Сюрприз классный. Погуляли здорово. — Теперь на диван завалимся и сериал зазырим? Сейчас я такая довольная, что даже готова уступить и согласиться на твоих любимых «Девочек Гилмор», хоть это и шлак.
— Идём, — хитро прищуривается, — Только не классный сериал смотреть, а переодеваться.
Открыто смеясь над моим растерянным взглядом, Алёна хватает меня за руку и ведёт в единственную комнату в своей небольшой съёмной квартирке. Распахивает дверь миниатюрного платяного шкафа и начинает методично вытряхивать оттуда всё содержимое на кровать.
— Ээээ… хочешь устроить показ мод, как в детстве? — вздёрнув вверх бровь, недоверчиво смотрю на подругу, отделяющую из вороха одежды платья покрасивее, и складывающую их отдельной стопкой.
— Почти. Сейчас мы с тобой переодеваемся, красимся и идём покорять московские ночные клубы.
***
—Ты сумасшедшая, Одинцова, — хохочу, когда мы с Алёной в самых своих нарядных платьях вылезаем из такси возле какого-то жутко крутого, по словам подруги, клуба.
На создание своих образов мы потратили не меньше часа, стоя перед зеркалом, делая друг другу макияж и накручивая кренделя на волосах. Не знаю, годится ли наш вид для такого большого мегаполиса, как Москва, но по меркам нашего маленького городка, мы с Алёной жуть какие красивые.
Хотя, честно говоря, для меня такой образ очень непривычен. Во-первых, я почти никогда не крашусь. Не люблю ощущение косметики на лице. А во-вторых, не ношу такие короткие обтягивающие платья, и уж тем более не хожу на каблуках, впрочем, как и Алёна.
Но молодость на то и молодость, чтобы пробовать что-то новое и совершать безумные поступки. Хотя, это наверно только для таких как я, приезжих девчонок, такой вид кажется безумным. Судя по тому, как одеты девушки в очереди в клуб, мы ещё довольно скромно нарядились.
— Слушай, а ты уверена, что нас пустят? — спрашиваю у подруги, с сомнением поглядывая на двух здоровенных секьюрити на входе.
Эти амбалы, чем-то отдалённо напоминающие мне «Двое из ларца», только очень сердитые и грозные, уже развернули несколько девчонок, из чего я делаю вывод, что в клубе действует фейс-контроль, который мы навряд ли пройдём.
Я, конечно, не считаю, что мы с Алёной страшненькие. Отнюдь, довольно симпатичные девчонки. Я брюнетка, она блондинка. Обе длинноволосые и голубоглазые. Только мне кажется, что у нас с Одинцовой на лбу написано, что мы не местные.
Я и раньше слышала, что это очень легко, отличить москвича от приезжего, но не понимала, каким образом. Мне казалось, что если человек хорошо воспитан и грамотно разговаривает, то уже вполне себе походит на жителя столицы, а вот теперь начала нервничать, потому что сама отчетливо понимаю, что девушки, которых не пустили в клуб, такие же приезжие, как и мы с Одинцовой.
Спустя ещё где-то полчаса, лениво двигающаяся очередь, наконец, уменьшается, и когда перед нами остаётся один человек, Алёна наклоняется к моему уху:
— Так, Богданова, главное не трясись, — шепчет мне, а у самой голос дрожит так, будто она диплом защищать готовится, а не в клуб пришла. — Надо вести себя уверенно и смотреть охране прямо в глаза. И всё будет нормально.
Судорожно кивнув, громко сглатываю и глубоко втягиваю воздух через нос, после чего медленно выдыхаю, успокаивая нерв. А когда ловлю заветный дзен, выпрямляю спину и гордо вздёргиваю подбородок.
Но когда делаю шаг вперёд и натыкаюсь на грозный взгляд секьюрити, уверенность моя в тот же миг куда-то улетучивается. Впрочем, как и Алёнино хвалёное самообладание, потому что я буквально физически чувствую, как её трясёт.
— Паспорта, — раздаётся грозный бас одного из сиамских близнецов. И мы с Одинцовой как по команде суматошно лезем в свои сумочки, выуживая оттуда документы.
Пока охранники сверяют даты рождения и схожесть лиц на фото с нашими собственными, проходит, кажется, целая вечность, за которую я даже успеваю немного успокоиться.
Ну не стали бы они так долго проверять наши паспорта, если бы не собирались пропустить внутрь. Значит всё нормально, ещё немного и мы с Алёнкой вкусим настоящую светскую жизнь шумной ночной столицы.
Я никогда в жизни не была в клубе. Хотя у нас в городке он есть. Местного разлива, так сказать. Но меня как-то никогда туда не тянуло. Я бы и сейчас не пошла, если бы Одинцова позвала меня на нашу местную дискотеку.
Но Москва другое дело. Здесь, конечно, масштабы должны быть грандиозные. Наша зачуханная дискотека даже рядом не стояла. Да и вообще, скорее всего, больше я здесь не побываю, поэтому с удовольствием согласилась бы посетить любое место, которое предложила бы мне подруга.
В музеи мы сходили, теперь на очереди клуб.
От предвкушения у меня даже, внутренности в животе подпрыгивают, а когда я слышу короткое: «Не проходите», ухают куда-то вниз.
— Как не проходим? — переглянувшись, растерянно смотрим на грозных амбалов.
— Так, — рявкает один, смотря сквозь нас, как будто мы уже отсюда ушли. — Очередь не задерживаем. На выход.
Чувствую, как в груди медленно разрастаётся чувство разочарования и, бросив быстрый взгляд на такую же расстроенную подругу, разворачиваюсь, чтобы выйти из очереди и в этот момент, слышу у себя за спиной низкий мужской голос: