— Арин, кто стоит за твоей спиной? – он устремил на меня свои пронзительные зеленые глаза. – Я понимаю, что не все так просто с твоей жизнью.
— С чего ты взял?
— Эмигрантам сложно закрепиться в Америке за короткий срок. А у тебя и дом, и гражданство, и приличная медицинская страховка, которая сразу же указывает о наличии банковского счета. А еще меня сегодня вызвали сотрудники ФБР. Они изучили меня досконально, докопались чуть ли не до десятого поколения родственников. Проверили все мои документы, все мои долги и перспективы. Отпустили, и по-дружески посоветовали относиться к тебе, как Богине, иначе за одну единственную твою слезинку меня ждет совершенно другой разговор и с другими людьми. Это как-то связано с отцом Анны? – Фил не был дураком и умел сложить два плюс два. А я тогда разрыдалась при нем, как истеричка. Ему пришлось меня в срочном порядке успокаивать. Я задыхалась от жестокости Саида, от его контроля, от его равнодушия до того, кто меня будет касаться… Хотя если так проверял, значит хотел, чтобы я была счастлива, от этого тогда стало еще хуже. В итоге всю ночь порыдала у Фила на плече, рассказав ему свою историю с очень большими пробелами. Но по его молчанию, поняла, он догадался, что Саид не простой смертный, как мы с ним. С того момента пошло наше сближение. Теперь мы были вместе. С благословением Каюма и это давало успокоение, что у меня есть шанс быть любимой и любить.
— Мама!!! – дочь потянула за волосы, требуя к себе внимания. Ее голубые глаза вспыхнули недовольством. А я внезапно зависла в ее глазах. Фил был идеальным, он был моим мужским идеалом. Заботливый, нежный, никогда не повышал голоса, всегда дарил объятия, всегда поддерживал в трудную минуту. Он меня любил. Он об этом говорил, и я чувствовала это, но сказать ответных слов было пока невозможно. Все во мне противилось. Фил не торопил, ждал своего часа. И я верила, что однажды сумею ответить взаимностью, смогу навсегда извлечь из своего разбитого сердца любовь к Саиду. Горькую. Ненужную. Болезненную.
-Саид-
Я улыбался, а присутствующие лишь кривились в подобие улыбки от страха. Кто-то нервно поправлял галстук, кто-то постоянно хватался за стакан с водою. Меня боялись, даже выделили личный кабинет для своих переговоров. Когда подписи на первом договоре были поставлены, не потрудился даже встать, провожать. Никто на это не обратил внимания, все торопливо покидали переговорный зал, вырываясь из моего энергетического поля. Откинув голову на спинку кресла, прикрылся глаза, касаясь руками длинных волос, между ног у меня сидела девушка. Да, пока я заключал очередной контракт, она бесшумно делала глубокий минет. Это очень щекотало нервы. Ее и мои. Ее, потому что за любой звук я бы размазал ее по стенке, мои – нестандартная ситуация. Последние годы мой внутренний зверь требовал все более чего-то тонкого, изощренного, не банального. Порой я от него уставал и раздраженно сажал на цепь и в клетку. В это время все вокруг выдыхали с облегчением, расслаблялись.
Сжал затылок, путаясь пальцами в волосах. Они не были столь мягкими и шелковистыми, как помнили мои руки. Яростно задвигал бедрами, от злости прижимая ее лицо к своему паху. Пришлось зажмурить сильно глаза, чтобы хоть как-то вызвать образ Арины, вспомнить хоть фрагмент нашей близости. Я просил память лишь кусочек, а она сука вывалила на меня в очередной раз весь ворох воспоминаний, от которых открещивался и задвигал в самый дальний угол.
— Ариша… - еле шевеля губами выдохнул, изливая в незнакомый мне рот свое семя. Внизу давились, пытались отстраниться, а я смотрел в белый потолок и проклинал тот день, когда отпустил то, без чего, оказалось, невозможно нормально жить. Да и жил ли я без нее? Да я существовал, я превратился из человека в зверя, не поддающего никакому контролю. Я думал, что так будет всем лучше, а оказалось, что хуже всех было мне!!! Мне стоило больших усилий не сорваться, не послать всех к чертям и не рвануть в Америку, чтобы не схватить платиновую блондинку в свои объятия, чтобы не затрахать ее до потери сознания, чтобы не целовать ее губы и не шептать тупые, глупые слова любви!!! Блять, я любил ее. Я любил ее болезненно, мучительно, я любил ее до помутнения рассудка, но осознал это тогда, когда самолет взлетел и, я, садясь в машину, ощутил невообразимую потерю. Не зря же пословица гласит: «Что имеем не храним, потерявши – плачем». И наступая на горло своему эго, своему угрюмому зверю, я позволил в ее жизни появиться мужчине. Я позволил этому доктору ее любить, да так сильно, чтобы моя девочка перестала тоскливо озираться по сторонам, перестала ежиться от внутреннего холода, перестала со слезами перебирать осколки своего сердца, которое я безжалостно растоптал. Любить – значит отпустить. И я отпускал, медленно умирая сам.