— Зачем тебе это? – нотки хрипотцы как электрический разряд прошелся по моим натянутым нервам, рука под платьем ласкала внутреннюю часть бедра, глаза смотрели в упор. – Ты мать моих детей… - пальцы накрыли мое лоно поверх трусиков, заставляя вздрогнуть от этой грубой ласки. – Ты же островок моей чистоты…зачем тебе вся эта грязь… - он вытворял что-то невообразимое. Никогда его пальцы меня так бесстыдно не ласкали, как-то раньше больше распалял поцелуями, поглаживаниями, редко-редко позволял ласки внизу живота. Больше проверял на готовность. И мне казалось это нормальным. Те книги, что читала, только намекали на какие-то еще действия, но мое воспитание не позволяло фантазировать. Тело подрагивало, чувствовала, как увлажнились трусики, смутилась, опустила глаза на его галстук.
— Смотри мне в глаза! – неожиданно рыкнул Саид, проникая в меня пальцами, растягивая, кружа ими в бесстыдном танце. Меня пошатывало, ноги стали какими-то ватными, пришлось ухватиться за его плечи, не прерывая зрительного контакта. Его движения были точными, уверенными, нажимающими на ту или иную точку внутри меня. Спазмы удовольствия накатывали волнами, пока не накрыли с головой. Я откинула голову, застонала, насаживаясь глубже на его пальцы. Это было мощно, это было необычно, это было действительно грязно и так приятно. Пока я находилась в какой-то прострации, Саид убрал руку и потянул к себе на колени. Я ощутила бедрами его возбуждение, но моих губ коснулись пальцы.
— Оближи. Почувствуй свой вкус… – его голос обволакивал, я с ужасом смотрела на него, не понимая, зачем он это предлагает. – Лижи! – приказал, раздвигая мои губы.
К горлу подступили спазмы тошноты, но превозмогая отвращение, облизала его два пальца. Это был странный вкус. Я даже не могла сравнить его с чем-то из еды или напитков. Рефлекторно начала их сосать, видя, как глаза напротив превращались в два голубых бездонных омута. Как два портала в другой мир, о котором я лишь подозревала. Он дышал прерывисто, его член упирался в меня сквозь ткань брюк. В какой момент ремень и ширинка на брюках были расстегнуты, не поняла. Саид приспустил резинку своих боксеров, свободной рукой сдвинул мои трусики в сторону и насадил на себя, не вынимая своих пальцев из моего рта. Это не укладывалось в моей голове, я смотрела ему в глаза. Они меняли выражение, они отстранялись, смотрели на меня, но мимо. Его толчки были быстрыми, глубокими, редкими. Это не была ласковость или нежность любовника, это была контролируемая звериная сущность. Я сосала его пальцы, меня уверенно насаживали на член, а в глазах я видела прищур зверя, который с любопытством смотрел на меня, приподнимая слегка края губ. Я чувствовала, как он стал дышать чаще. Вытащил пальцы, обхватив меня за бедра, два толчка и впервые услышала протяжный вздох. Затрепетала. Вот оно, да это не стон, это не крик, но хоть что-то из эмоций при нашей близости. И если для этого потребуется стать «грязной», порочной, стану. Лишь бы слышать его, лишь бы видеть…пусть даже и зверя.
-Арина-
День тянулся невыносимо долго. С завистью смотрела на проходящих мимо людей, на толпу туристов, которые круглогодично тут присутствуют. Я тоже хотела ходить по городу, как турист, вообще не думать о работе, о контрактах, о том, что фирма объявила себя банкротом. Это означало, что скоро буду сидеть без работы. Гера обрадовался и вновь стал заводить речь о ребенке. Пора, пора, возраст не двадцать. Вздохнула, покрутила чашку с остывшим чаем. Что-то во мне изменилось. И я не понимала, когда это произошло и с чем связано.
Папа с Ромой не обвиняли меня в крахе бизнеса, только их безразличие резало очень больно. Вроде не чужие, вроде должны были понимать, что я не тот человек, который может заставить изменить мнение Саида Ахметовича. Но их взгляды были полны разочарования, признания моей никчемности. Отец брезгливо заметил, что даже красота от природы бездарно использована. Я была сплошным его разочарованием.
Смахнула покатившуюся слезу. Глупая ошибка его жизни, и он теперь об этом постоянно напоминает. Если бы мама была жива, если бы нам было дано еще лет двадцать, никогда бы не узнала, что у меня есть такой бесчувственный отец, такой эгоистичный брат, что ценности, которые вкладывала мне мама, в их жизни не котируются. Они не сломали меня, но заставили засунуть свое представление о жизни в самый дальний ящик, стать похожей на них. И я играла. Даже замуж выходила против их воли, не за ту «партию», я полюбила Геру за то, что он меня полюбил. Пусть немножко не так, как представлялось, но любил. И хотел ребенка.