Некоторое время стоял не шевелясь, а потом пошел. Там пахло воском, ладаном. Там в свете восходящего солнца сияли разные иконы, смотрящие на тебя с высоты, прямо в душу. Я попятился назад, едва только вступил в большой зал. Мне здесь не место. Но меня взяли за руку, даже не попытался выдернул ее, и подвели к одной иконе, на которой был изображен какой-то мужчина. Не понимающе посмотрел на батюшку.
— Люди только в самые трудные минуты приходят к Богу, они считают, что в несчастье только Он может помочь, при этом забывая его благодарить за все хорошее, что с ними происходит. И если вдруг что-то не получается, как хотел человек, он возмущенно обращается к Господу Богу и вопрошает: «Почему так?». Человек не понимает, что через болезни, через трудности, через выбор, наш Отец учит хорошему, быть где-то мягче, быть к кому-то терпимее, быть открытым для светлых чувств… - его глаза устремились на меня. – У вас очень черная душа, много грехов на ней. Вы нисколько не сожалеете о том, что идете по кривой дорожке. Только вы забываете, вместе с вами и за вами идут другие люди. Ваша темнота для них очень губительна, она сжирает весь свет, который идет изнутри от женщин и детей. Но возможно чья-та жертва ради вас станет новой жизнью…
Вытащил из карманов брюк портмоне и протянул церковному служителю две пятитысячные купюры.
— Я не знаю ваших молит, ваших правил, но помолитесь об одной девушке и ее ребенке. Да так сильно, чтобы я поверил в существование вашего Бога, – всучил деньги, направился на выход, но меня окликнули:
— Постойте! Имена какие?
Смотрел на икону, которая висела над выходом.
— Не знаю, как по православному, Арина и Анна.
***
Больницы я возненавидел с того дня, когда мне ранним утром уставший врач, уже не реагирующий на мои бешенные взгляды, сообщил, что Аиша умерла. Потом старался здесь не задерживаться, если вдруг приходилось бывать в больнице. И сказав Матвею, что не уйду, слукавил. Сбежал на улицу через полчаса. Меня сдавливали эти стерильные стены, меня душил специфический запах, чувствовал себя загнанным в клетку.
Матвей сидел в коридоре на диване с закрытыми глазами, откинув голову на спинку. Я остановился возле него, засунув руки в карманы брюк. Он устал, это видно было в каждой черточке лица, в складочке возле губ, тенях под глазами. Приоткрыв глаза, утомленно на меня глядел сквозь ресницы. Все мои чувства были задвинуты в сторону, был только холодный рассудок, равнодушный взгляд.
— Даже после самой темной ночи наступает рассвет… И все когда-нибудь кончается… - его потянуло на философию. Я спокойно ждал итога всего происходящего, я не позволял себе сейчас впасть в истерику, в отчаянье. Не разрешал себе думать, додумывать, придумывать. Я ждал фактов. Матвей выпрямился, потер глаза.
— Устал…просто дико устал. Я думал эта ночь никогда не закончится.
— Что с Ариной?
— С ней все хорошо. Если можно, так сказать.
— В смысле?
— Ты сказал, спасать всех. Вот я и спасал, но цена слишком высока, - он поднял на меня покрасневшие глаза. – Чтобы спасти Арину пришлось все репродуктивные органы удалить. Я сожалею, но она больше никогда не родит ребенка.
— А с девочкой что?
— Пока рано говорить. Нужно понаблюдать пару дней, только после этого давать какие-то прогнозы. Я пойду? – от меня ждали разрешения. Согласно кивнул, отступая в сторону. Матвей поднялся и побрел в ординаторскую, но внезапно повернулся. – И еще. Армина тоже этой ночью родила. Мальчик. Здоровый. Она на третьем этаже. Дорогу думаю найдешь.
— Матвей… Я могу их увидеть? – он растерялся, видно не сразу сообразил о ком говорю, но потом покачал головой.
— Нет. Обе в реанимации. Вечером будет видно.
Я промолчал, он ждал от меня слов благодарности, сопли радости, но смотрел на него прищуренным взглядом. Точка не поставлена, всего лишь запятая. Осознав это, Матвей вздохнул и скрылся за дверью. Недолго думая, я направился на третий этаж.
14 глава
14 глава
-Армина-
Саид стоял у окна с ребенком на руках. Сын в его ладонях казался совсем крошкой. Мне было и страшно, и сладко наблюдать за ними. Ничего удивительного в его приходе не было. Он всегда приходил на следующий день после рождения детей, шептал на ушко азан и камат, затем разжевывал финик и протирал неба новорожденному. Саид не мнил себя истинным мусульманином, поэтому имена детям давал, не следуя рекомендациям Пророков, но что-то считал разумным внедрять в нашу жизнь из заповедей Карана, что-то считал идиотскими мыслями. Это тоже в свое время очень сердило отца, но не смел высказывать в слух недовольство, ибо что касается семьи, Саид считался только со своим мнением. Его прихоть – все имена детей начинались на одну букву.