- Кстати, ему нравятся такие смазливые тогрутки, как ты.
Явно злорадствуя тому, что он только что позволил себе сказать, Головоног гордо развернулся и пошёл куда-то прочь, внутрь главного здания притона, лишь дав этим двоим и ещё стоявшей неподалёку толпе охранников-гаморреанцев приказ схватить юную наркоманку.
Не сразу отойдя от шока, девушка поняла, что её дело плохо, и попыталась бежать, сражаться, сопротивляться, но, увы… Она была так ослаблена наркотиком, некого рода похмельем, всё больше подступающим приступом ломки, диким шоком и невероятно подавленным эмоциональным состоянием, что даже эта толпа свинорылых гуманоидов с лёгкостью смогла с ней справиться. Впрочем, а кто сказал, что они вообще действовали честно? Так как гамореанцы, накинувшись на несчастную жертву-тогруту всем скопищем, крайне подло вырубили её электрическими дубинками со спины. И, теряя сознание, наверное, не столько от болевого, сколько от эмоционального шока, Тано с ужасом поняла, что теперь её судьба была в огромных противных мерзких лапах некого отвратительного хатта, и уже никто не мог её спасти, ибо до тогруты абсолютно никому не было никакого дела.
========== Глава 11. Доза ценою в жизнь, Часть 2 ==========
Асока не помнила, сколько прошло времени с тех пор, как её поймали мерзкие тупые, но хитрые гаморреанцы, не помнила, как оказалась в какой-то грязной захудалой камере с очень холодным каменным полом и крайне смутно помнила, какие манипуляции производили с ней охранники некого таинственного Хатта. А они, как минимум, не смотря на всё сопротивление тогруты, смогли переодеть Тано в почти ничего не скрывающий, абсолютно вульгарный, даже в какой-то мере проститутский рабский костюм, приковать её – свободную и достаточно самовлюблённо-гордую девушку, цепью к стене, словно некое абсолютно бесправное животное, а затем и вовсе запихнули ей в рот крайне примерзкую пилюлю… Очень дешёвый, слишком низкокачественный и абсолютно отвратительный наркотик. Такой дряни даже в худшие свои времена не принимала даже Розовая, а ведь та была уже настолько зависима, что перепробовала все возможные «дурманящие» средства, от самых дорогих, коие тви`лечка могла себе позволить, до самых-самых «распространённых» и простых, которые встречались на Корусанте вообще. Но таких таблеток Асока не видела и в её не слишком-то разборчивых руках. От чего Тано тут же смекнула, что данное вещество не было в общем ходу и, несмотря на свою низкопробность и, наверное, легкодоступность, скорее всего, использовалось лишь в определённых целях и для определённого класса людей – рабынь и проституток.
То, что её, бывшего великого джедая и командора армии Республики почти силой заставили проглотить такую дрянь, крайне взволновало Асоку. Тано отлично понимала, что у этой «волшебной таблеточки» могли быть очень и очень плачевные последствия, начиная от простого вреда здоровью и заканчивая неизвестным воздействием на её сознание и поведение, в которое, ох, как могло входить и добровольное согласие на любого рода сексуальные контакты, причём, с кем попало. Но с другой стороны юную тогруту радовало одно, пока что, вопреки «обещания» Головонога, никто ничего подобного ей не предлагал, а ещё, ужасная, отвратительная, мучительная, доводящая до исступления ломка, внезапно поутихла. Почти исчезла из её постепенно становящегося всё более мутным и затуманенным сознания. И наркоманка уже практически не сопротивлялась, она как будто просто приняла свою судьбу, молча прислонившись спиной и головой к шероховатой грязной стене, витая где-то далеко-далеко в каких-то обрывочных мыслях и мечтах и лишь благодаря Силу, что девушку-таки оставили в покое.
Впрочем, «покой» Асоки продлился не долго. Судя по её личному восприятию времени, не успело пройти и десяти минут, как в камере Тано, вновь, появились грязные и противные гаморреанцы. Как-то очень хитро и недобро переговариваясь о чём-то между собой на их «свинячем» языке, пятеро стражников быстро отстегнули цепь от стены и, совершенно не заботясь о том, что думала, чувствовала, а, тем более, хотела тогрута, словно животное, поволокли её на «поводке» куда-то наверх. Естественно, идти с ними девушка совершенно не желала, тем более сейчас, когда ей стало почти хорошо, когда она почти смогла хоть на пару мгновений забыть о своих бедах и проблемах, тем более, когда её принуждали к этому, абсолютно унизительным и не достойным её образом, тем более, что крайне смутно вспоминая «шутливые» слова Головонога о неком Хатте, Асоку как-то слишком навязчиво пугали подобные мысли. Неверное от того, не успела Тано отойти от её временного «жилища» и на пару шагов, как дерзкая тогрута тут же стала вырываться и сопротивляться. Что, кстати, было крайне сложно делать под влиянием нового наркотика, ибо изящное, стройное тело Асоки, практически не желало её слушаться, а не слишком-то умный, вечно ищущий приключений мозг и думать, о том, что происходит вокруг всерьёз.
Да, Тано пыталась брыкаться, вырываться, ругаться и кусаться, но все её «порывы свободолюбия», казались лишь жалкими и смешными даже для столь слабых охранников, коих когда-то она смогла бы растолкать одной рукой, естественно при помощи Силы. Однако сейчас, когда Сила во всех смыслах покинула тогруту, и пробовать прибегнуть к ней не было никакого смысла. Впрочем, в нынешнем неадекватном состоянии, в голове тогруты даже идеи такой не возникало. И юная наркоманка вопреки её желанию и статусу, просто шла на встречу со своей неприятной и, возможно, крайне унизительной судьбой.
Миновало ещё какое-то время, минуты, секунды страшного, почти беспомощного сопротивления, и Тано, наконец-то, оказалась в просторном, нет, даже огромном прямоугольном зале, занимавшем по площади весь второй этаж здания, в котором находилась основная часть притона. Это помещение с виду напоминало обычный бар или, скорее, стриптиз-клуб, причём, вопреки убогости сего места снаружи, достаточно дорогой и красивый.
В центре одной из более длинных стен была расположена широкая дверь с улицы, которая, по всей видимости, должна была служить главным входом в этот скрытый уголок развлечения. Слева от неё находилась огромная сцена, на которой крайне комфортно разместились несколько достаточно хороших музыкантов разных рас, справа была длинная сияющая многоцветными огнями и идеальным блеском стаканов в руках умелого бармена барная стойка с маленькими, оригинальной формы стульчиками подле неё. В центре сего помещения находился огромный танцпол с тремя шестами, установленными в форме вершин треугольника относительно друг друга, шестами на которых плавно, измученно, но соблазнительно извивались полуголые тви`лечки-рабыни. Ну, а прямо напротив парадного входа размещалось то, что в одно мгновение и отрезвило, и заставило дрожать от страха и отвращения полу обезумевшую тогруту – огромное, просто «царское» ложе Хатта на масштабном возвышении, со множеством разноцветных мягких подушек, и широким столиком, уставленным разнообразными редкими яствами.
Как и полагалось, сам «хозяин мира и сего места» лениво возлегал на своём отдалённом подобии трона, жадно пожирая угощения, расположенные перед ним, и, при этом похотливо облизываясь, очень мерзко поглядывая то на одну, то на другую рабыню. И хотя с виду Хатт был и чуть меньше, и даже, относительно привлекательнее Джаббы по своей салатовой с зелёными узорами расцветке, от этого он ни на мгновение не казался Асоке менее устрашающим и противным. И если всего пару минут назад Тано было почти всё равно, что с ней происходят, и куда её ведут, вернее всё равно в плане опасений, то вот сейчас девушка действительно испугалась, и про себя отчаянно молила Силу, чтобы с ней сделали что угодно, лишь бы не отдали на «растерзание» этому «местному красавцу». Ни что в мире не могло быть противнее, развлечения Хатта, ни что в мире не могло быть отвратительнее его ласк и объятий, ни что в мире не могло быть унизительнее публичного изнасилования им, если, конечно представители данной расы были на такое способны. А судя по тому, что главаря притона слишком сильно интересовали «стриптизёрши», Асока уже начинала сомневаться в «бесполости» Хаттов. В любом случае, даже если у него и не было каких-то способных на «подобное» с людьми и гуманоидами органов, никто не отменял возможности, что хозяин притона не мог сделать того же самого руками, языком, хвостом, и это точно не было бы так приятно, как в постели с любимым и желанным Энакином. А точнее, не было бы приятным и вообще.