Зайгеррианцы, сам Хатт и все явно впечатлённые присутствующие не сразу заметили, что непокорная рабыня, «сломанная окровавленная игрушка», больше не сопротивлялась наказанию, но как только до них дошла сея простая истина, то избивать Асоку и дальше стало просто не интересно. К тому же, убивать Тано было сейчас не выгодно никому. Слишком поздно об этом спохватилась дилерская братия, ведь такими темпами они могли действительно ненароком прикончить провинившуюся рабыню-наркоманку, однако… Однако им повезло. Один из тви`леков-служителей хозяину притона спешно кинулся к ней и проверил пульс, когда отошедшие прочь садисты-зайгеррианцы и все остальные в недоумении уставились на изуродованное, бессознательное тело девушки. К счастью для Хатта, и, пожалуй, несчастью для самой Асоки, Тано была ещё жива. А значит, получить с неё долг представлялось возможным, и если не она сама - натурой, то за юную дерзкую наркоманку - деньгами заплатят её родственники, втридорога, нет даже в десять или двадцать раз больше, чем полагалось. Асока и её семейка должны были расплатиться за всё, тем более, за ущемлённое самолюбие «хозяина мира». А потому, едва живую, до полусмерти избитую наркоманку, измазывая её кровью пол, поволокли к одному из двух входов около ложа Хатта, которые вели в помещения с грязными, холодными камерами внизу. Сам же «местный красавец» незамедлительно приказал через дроида-переводчика принести ему коммуникатор Тано, когда ту, ничуть не заботясь о её здоровье, с открытыми «ссадинами» бросили на грязный, пыльный пол своеобразной тюрьмы.
Возвращение Энакина с Набу далось ему на редкость легко, ещё никогда за последнее время он не был так относительно спокоен и счастлив и, тем не менее, Скайуокеру не терпелось поскорее вернуться домой, увидеться с Асокой, рассказать ей всё. К тому же, и освободить Оби-Вана от непосильной ноши тоже нужно было как можно быстрее, ведь генерал не понаслышке знал, что приходилось переживать Кеноби в эти самые дни. Тем более, если удержать Тано от очередного срыва так и не удалось. Хотя, чтобы Оби-Ван не справился… Нет, такого просто не могло быть. Да и сама Асока, перед отлётом Энакина на Набу, вела себя почти идеально примерно. Ничто не могло пойти не так. Хотя связаться с Кеноби ещё из космопорта следовало бы. Тем более, что отключив коммуникатор на время дней бракоразводного процесса, Энакин так и не смог ответить на вызовы Оби-Вана, а их, на странность, оказалось достаточно много, и это как-то настораживало и даже пугало.
Быстро сойдя с пассажирского шаттла, прибывшего с Набу, Энакин чуть удалился в сторону от попутчиков, спешно ступающих на посадочную площадку, и собирался было вызвать Кеноби. Но этому не суждено было свершиться. Скайуокер аж вздрогнул от неожиданности, когда занесённый перед ним коммуникатор, вдруг, «зазвонил». По всему было ясно, что его крайне внезапно, но достаточно настойчиво вызывала Асока, это одновременно и как-то радовало, и как-то волновало, но… Каково же было удивление генерала, когда вместо милого лица его возлюбленной на небольшой голограмме появилась противная рожа незнакомого Хатта, и всё внутри джедая в одно мгновение оборвалось. Энакин не знал, что на этот раз могло случиться с Асокой, но чисто интуитивно на подсознательном, а, может, даже и на ментальном уровне почувствовал, что с Тано всё было плохо, всё очень плохо.
Кажется, Скайуокер даже не слышал половину того, что через своего переводчика пытался донести до него Хатт, будто всем своим естеством, всей своей душой и всеми своими мидихлорианами через Силу, стараясь ощутить была ли его ученица, его любимая и единственная ученица ещё жива и здорова. Но ответа с той стороны не было, как не было и никакой гарантии на это.
Из сиих тревожных размышлений, этого какого-то сейчас неуместного и глупого волнительного транса генерала вырвали последние слова хозяина притона, очень страшные, очень мерзкие и отвратительные слова о том, что если джедай не заплатит долг своей «принцессы» немедленно, то его «невинную королевну» тут же пустят по рукам, и будут пользоваться ей до тех пор, пока она не удовлетворит всех, даже самых грязных и жалких шестёрок, а потом не умрёт после переутомления.
И эта угроза, в сопровождении с каким-то нервным, но злорадным хаттским смехом, смертельным приговором резанула по слуху Энакина, заставив того даже застыть в изумлении. Связь с хозяином притона уже давно прервалась, а Скайуокер ещё несколько минут так и не мог прийти в себя от услышанного. Такого ужаса он не мог представить себе даже во сне, в самом жутком и ужасном кошмаре во вселенной. И так страшно Энакину не было ещё никогда, нет не за себя за другого, родного и близкого ему, самого любимого на свете человека. Человека, которого нужно было как можно быстрее спасти.
Скайуокер не помнил, как он оказался в притоне, Скайуокер не думал, как он будет оправдываться за огромные растраты перед советом, Скайуокер не соображал, как Оби-Ван мог допустить, чтобы Асока оказалась в таком ужасном, страшнейшем и безвыходнейшем положении, и Скайуокер не мог заботиться и волноваться сейчас ни о чём кроме того, чтобы спасти её, прийти и вызволить из этого ужасного места. Энакин молча поднимался по многочисленным ступеням, ведущим с улицы в хаттские апартаменты, а сам фанатично молил Силу о том, чтобы с Тано было всё в порядке, с его ученицей с его возлюбленной, его единственной семьёй. В данный момент для Скайуокера не существовало ничего страшнее перспективы того, что тогрута могла пострадать, пострадать по своей же глупости и легкомысленности. И того, что собирались сделать с ней эти уроды, эти мерзкие грязные животные она не смогла бы пережить, и даже если бы после нескольких «кругов» ей удалось бы не умереть, то смириться с таким, забыть такое, его маленькая хрупкая девочка уже никогда бы не смогла. Да, Энакин не стал бы напоминать Асоке об этом ни разу, не стал бы упрекать её, избегать, сторониться и чувствовать отвращение, он простил бы ей всё, но вот сама себе простить подобное Тано уже бы не смогла. И единственное, о чём в данный момент Скайуокер умолял Силу больше всего на свете было то, чтобы больные, отвратительные наркоторговцы и их шестёрки ещё не прибегли подобному способу расплаты. Генерал отдал бы что угодно, все деньги этого мира и даже собственную жизнь, только бы Асоке никогда в жизни не довелось терпеть подобное.
И вот огромная парадная дверь отворилась перед джедаем, и Энакин быстро вошёл в незнакомый зал, внимательно оглядываясь по сторонам и чисто интуитивно выискивая среди толпы Тано, но тогруты не было здесь, и это заставляло сердце Скайуокера буквально выпрыгивать из груди от бешенного волнения.
«Только бы с ней было всё в порядке, только бы они с ней ещё ничего не сделали!» - повторяя эти «заветные слова, словно, мантру, про себя, генерал безмолвно остановился на достаточном от Хатта расстоянии, еле сдерживаясь от того, чтобы не наброситься на сего мерзкого, отвратительного «хозяина мира» с мечом.
Да, Энакин мог бы выхватить световой клинок и за одну секунду снести Хатту голову, но тогда, он так бы и не узнал, ни где находилась Асока, ни что с ней было сейчас и, скорее всего, не узнал бы и никогда, даже если бы просто стал угрожать, а потому приходилось вести себя слишком не свойственно ему, впрочем, долго это терпеть и не пришлось.
Едва ли не с порога, хозяин притона заявил Скайуокеру, что ожидает получить от него долг наркоманки. На что тот тут же нагло потребовал привести Асоку сюда, иначе никаких денег никому из них от него не видать. Энакину стоило не малых усилий, чтобы не сорваться и не прибегнуть к угрозам, тем более, когда на его ответные условия Хатт сначала немного задумался.