К счастью, Сила сегодня была явно на стороне тогруты, ещё несколько лёгких движений мягких подушечек пальцев по её спине, и лямки тонкой шёлковой ночной сорочки были бережно натянуты обратно на её тощие плечи Скайуокером. Ещё через мгновение, он быстро поднялся с кровати и пробормотал что-то о том, что ему следует вымыть руки, ещё секунда… И Асока уже и вовсе не слышала ничего, и не соображала, что она творила…
Как только Энакин спешно покинул, теперь их общую спальню, Тано незамедлительно вскочила с кровати. Неизвестно, откуда у девушки, внезапно, появилось столько сил, но в данный момент она была бодрее бодрого, и энергичнее даже, чем в самом своём здоровом и отдохнувшем состоянии. А все её мысли были лишь об одном – сейчас слишком заядлую, слишком закоренелую, слишком глубоко опустившуюся на дно жизни наркоманку вело лишь одно желание – найти наркотик, взять в руки наркотик, принять…
Ноги как-то сами собой понесли Асоку в гостиную, в которой, со дня её возвращения, девушка была лишь мельком, на долго не задерживаясь. А сознание просило, ныло, требовало очередную дозу. Сейчас желание принять КХ-28 было настолько сильно, что Тано даже не остановило встретившееся ей по пути к заветной цели зеркало, мирно висевшее на стене, и в полной мере отразившее всё ужасное и жестокое лицо нынешней реальности тогруты. По хорошему Асока должна была ужаснуться, когда там, по ту сторону «волшебного» стекла её глазам предстал образ страшной, почти больной, изуродованной девушки, весь в синяках, ссадинах, начинавших заживать ранах и кое-где уже образовывающихся шрамах, но… Тано всего лишь на пару секунд задержалась напротив зеркала, как-то полу пьяно и абсолютно безразлично взглянув на собственное отражение, будто оценивая некую совершенно незначительную мелочь и, быстро пробежавшись взглядом по своей новой внешности, лишь, слегка нахмурившись, отвернулась и продолжила путь. Тогруте понадобилось всего несколько минут, чтобы вспомнить, где она успела припрятать в очередном бреду заветную дозу, и вот уже чёрные подушки старого зашитого дивана дождём летели в разные стороны, так яростно срывала и швыряла их прочь юная окончательно сломленная и опустившаяся наркоманка. Её руки безжалостно внедрялись в щели потрёпанного предмета мебели, совершенно не чувствуя дискомфорта и боли от ударов и копошения внутри, в поисках того, что должно было спасти их владелицу, избавить от боли, страданий, от всех проблем мира.
Заветная баночка с «сапфировой» жидкостью нашлась довольно быстро, и всё вокруг Асоки остановилось, казалось, вселенная замерла как в рекламе популярных йогуртов, а время, мучительные секунды ожидания, начали свой отсчёт. Осталось лишь безжалостно сорвать пластмассовую крышечку, и прикоснуться к насаждению губами в неповторимом, блаженном «поцелуе смерти». Тано была уже на пределе, Тано была готова на всё, чтобы получить наркотик, Тано была слишком близка к своей цели и уже почти ощущала вкус КХ-28, даже не вскрыв флакончик, как в её остановившуюся реальность единения с «кайфом», внезапно, кто-то вторгся.
В самый последний момент, момент, когда тогрута могла совершить непоправимое, очень кстати, а может, и некстати, в гостиной оказался Энакин. Неизвестно, о чём он подумал и что решил, когда ещё из ванной услышал грохот в соседней комнате, но, лишь войдя сюда, Скайуокер тут же замер в немом шоке. Генерал мог представить себе что угодно, нафантазировать любую картину происходящего, что Асоке стало плохо, и она упала, пытаясь выйти из спальни, что у Тано началась очередная ломка, и она опять в пылу раздражения крушит всё подряд, что на их бомжацкое жилище, в конце концов, напали бандиты, но такое…
Спустя столько времени, после стольких мучений, преград и испытаний, пройденных ими обоими, после стольких страданий и ошибок, грехов, нет непростительных преступлений, совершённых и Асокой, и самим Энакином, после жестокого и безжалостного убийства десятков людей и гуманоидов в притоне, той самой кровавой ночью, Тано ничуть не изменилась. На неё не повлияло совершенно ничто, ни запреты, ни логика, ни уговоры, ни то, что она изуродовала и свою и чужую жизнь, ни даже любовь, и в слабых трясущихся руках тогруты снова оказался наркотик…
Видеть это опять, как постоянный повторяющийся ночной кошмар, который невозможно изменить или как-то исправить – было страшно, жутко, просто невыносимо. Джедай дошёл до ручки, до края пропасти, до грани, переступив которую, пути назад уже просто не было бы. Это зрелище, эта немая сцена, когда маленькая тощая и хрупкая Асока, болезненного вида измучанная и изуродованная девочка, тонкими пальчиками жадно, безумно сжимала в трясущихся руках проклятую баночку с дозой, стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Скайуокера, казалось ещё чуть-чуть, всего один лёгкий взмах руки, и генерал готов был сорваться, готов был убить свою бывшую ученицу, задушить, раз и на всегда, избавив их обоих от проблем с зависимостью. Это был, пожалуй, самый лёгкий и верный путь покончить со всем, покончить с тем, что никак нельзя было сломить, преодолеть, изменить, но… Энакин не мог! Чувства, глубокие и сильные чувства к Асоке, мощными корнями вросшие в его многострадальное сердце, проникли так глубоко, что уничтожить её, а значит уничтожить и их, было равносильно собственной смерти.
Сильная грубая кисть в чёрной кожаной перчатке резко взметнулась в верх, и треклятую баночку с наркотиком вырвало, буквально, выдрало из слабых тощих рук, не сразу сообразившей, что произошло Тано. А ещё через секунду КХ-28 оказался в мощных механических пальцах Энакина, жаждущего раздавить, сломать, уничтожить ненавистный флакончик. Но Скайуокер почему-то медлил, по всей видимости, от переизбытка эмоций он уже не до конца осознавал, что делает, и что действительно нужно и правильно было делать. Ибо вместо того, чтобы тут же избавится от наркотика, генерал лишь, с силой сдавливая и тряся перед бывшей ученицей баночку с плещущейся внутри «сапфировой» жидкостью, сорвался на крик:
- Хватит! Ты слышишь, хватит!.. Это уже переходит все границы! Я больше не могу смотреть на то, как ты себя убиваешь! Это просто выше моих сил!
Джедай был настолько зол, он был настолько раздражён, шокирован и взволнован, что просто задыхался от гнева, выкрикивая всё это своей любимой и единственной ученице в лицо.
- Так больше не может продолжаться, ты дошла до края, опустилась хуже некуда, едва не погибла от рук каких-то … , но тебе всё равно! Ты всё равно пытаешься наглотаться этой … дряни, которая сломала всю твою жизнь! Которая, чуть не лишила тебя жизни, а меня человечности?! Всё хватит! Это была последняя капля моего терпения! Выбирай или я или этот … наркотик!!!
Последние слова джедай выкрикнул так громко, что где-то за стеной даже закопошились перепуганные соседи. Его мощные механические пальцы с такой силой сжали в резко протянутой в сторону Асоки руке баночку, что та даже хрустнула, дав небольшие трещины вдоль прозрачных стенок, и синяя блестящая жидкость, медленно стала сочиться наружу, стекая по чёрной кожаной перчатке и срываясь на пол.
Крик Энакина звучал для Тано глухим эхом, куда громче для неё в данный момент отдавался в голове стук капель бесцельно пролитого на пол КХ-28, «маленькие жидкие сапфировые кристаллики» бесценного вещества, самого дорогого в мире вещества, с каждой секундой «испаряющегося», выливающегося, «исчезающего навсегда», с «оглушительным» плеском разбивались об пол, а Тано просто стояла и смотрела, смотрела пустым стеклянным взглядом на происходящее, совершенно не зная, что делать. Её глаза напугано, загнанно в угол, безысходно бегали от бывшего учителя, до не полученного наслаждения в недоступном наркотике, и тогруту аж всю трясло то ли от волнения, то ли от страха, то ли от ломки, то ли от невозможности сделать выбор.