Воспоминания о знакомстве с Энакином, заставили Асоку легко улыбнуться. Её нежная кисть мягко легла на одно из лекку девушки, где раньше всегда висела серебряная цепочка падавана. Пальцы Асоки легко скользнули по голове тогруты, и милая улыбка Тано стала чуть более явной и уверенной.
Следующий момент, который явился в воспоминаниях бывшего падавана была та самая миссия, когда Энакина и Асоку отправили на помощь Эйле Секуре. Именно в тот день девушка наконец-то поняла, что действительно она чувствовала к своему мастеру. Как дорог он был ей на самом деле. Тогда Скайуокер спас их обеих от смерти, рискнув собственной жизнью, и чуть не погиб. Её учитель, её мастер был тяжело ранен, находился на грани жизни и смерти. В какой-то момент Асока вдруг представила, что может его потерять, потерять навсегда, и девушка испугалась. Испугалась так сильно, как не боялась никогда в жизни. И страх этот был не за себя или успех миссии и даже не за Секуру или клонов, а только за него, за него одного.
Асока была настолько шокирована осознанием того, что в один прекрасный день Энакин вот так просто может умереть на задании, его просто не станет в этом мире, он больше не приблизится к Тано, не заговорит с ней, уже никогда не будет привычно отчитывать или обучать её, что девушка даже на миг не решалась отойти от него. Хотя Эйла буквально силой всё время заставляла Асоку это делать. Как же тогда Тано ненавидела эту голубую тви`ллечку, как же она злилась и негодовала по поводу того, что пыталась донести до неё Секура.
Там, на небольшом спасательном корабле, улетающем с огромного, разваливающегося на куски крейсера, сидя рядом с учителем и взволнованно держа его за ослабшую руку, Асока впервые поняла, что она любила Энакина. Любила не так как Пло Куна, как отца, не так как своих друзей, как товарищей-джедаев или как учителя, а так, как только девушка могла любить своего избранника. Пожалуй, впервые, Асока осознала, что взглянула на собственного мастера как на мужчину, мужчину, возможно, предназначенного ей судьбой. И Тано поняла, как дорог он был ей на самом деле, поняла, что за связь с ним она постоянно ощущала.
Чувство страха потерять любимого не покидало Асоку тогда на протяжении всей этой миссии. Наверное, поэтому она так бушевала, так срывалась и кричала на Секуру, так недовольна была, когда ей не позволяли быть рядом с ним, не позволяли пытаться защитить его, помочь ему.
Когда же тогрута узнала о том, что её чувства к мастеру не были безответными? Об этом ей напомнила новая картина из прошлого. Ещё одна миссия, ставшая очередной ступенью развития их странных двояких отношений с учителем. Тогда враги хотели вскрыть похищенный ими из храма джедаев голокрон. Они приложили все усилия, чтобы получить находящуюся внутри информацию, но без непосредственного вмешательства джедая это было тщетно. В тот день Асока сама чуть не погибла на миссии, враг использовал её, чтобы заставить Энакина открыть голокрон, грозясь выкинуть Асоку в открытый космос. Тано осознавала, что сама была виновата в том, что попалась в лапы врагу, что должна была понести наказание за свою ошибку, наказание ценою в жизнь. Информация, находящаяся в голокроне, была слишком важна, чтобы из-за какого-то мелкого падавана предоставлять к ней доступ врагу. И Асока с грустью осознавала, что она должна была, просто обязана была умереть, защищая её. Будь на месте Энакина любой другой мастер-джедай, он, не задумываясь, позволил бы выкинуть тогруту в открытый космос ради успеха миссии. Но Энакин… Он поступил совершенно не так, как требовал того кодекс.
Осознав, что его ученица была в смертельной опасности, Скайуокер не медлил ни секунды, он забыл про всё: про долг джедая, про орден, про то, что было правильно и неправильно, рационально или не рационально. Энакин просто взял и открыл голокрон силой, чтобы спасти Асоку, сохранить её жалкую жизнь. И тогда Тано осознала, что была дорога Скайуокеру, дороже чем все кодексы джедаев и голокроны в мире. И её сердце буквально засветилось от счастья, переполняемое нежным трепетным ощущением тепла и любви. Как же тогда Асока была рада, как же тогда Асока была наивна и глупа, полагая, что её нелепая привязанность к учителю могла быть взаимной. Слепо веря в то, что у них с Энакином вопреки всем запретам в мире могло быть какое-то будущее, счастливое будущее. И девушка ещё долго жила наивными ложными мечтами о том, чему никогда не суждено было сбыться.
Тано тяжело вздохнула и остановилась на некоторое время, вспоминая следующий момент прошлого. Казалось, это был самый страшный день в её жизни, день, когда сердце юной тогруты разбилось навсегда, разлетелось, словно стекло, на мелкие-мелкие осколки, заставляя ощущать лишь пустоту и боль, горечь и ненависть к любимому человеку из-за сильнейшего предательства, день, когда всё вокруг потеряло для Асоки смысл.
Тогда Тано поручили какую-то совместную миссию вместе с её обожаемым мастером. Девушка была так рада, что останется с ним буквально наедине. Она вот уже несколько дней, да что там дней, недель, месяцев, обдумывала то, как можно было признаться учителю в своих чувствах. Фантазировала о том, что мог ответить ей он. У Асоки была тысяча вариантов, как отреагировал бы Энакин на её слова о чувствах. Каждый из них она помнила наизусть, ибо прокручивала в голове миллиарды раз. Но, Тано не учла тот один единственный правильный вариант, который по злой воле рока должен был стать реальностью…
Не имея достаточно времени, чтобы дождаться учителя в ордене, тогрута должна была заехать к нему домой и забрать его на миссию уже оттуда. Асока никогда не была у Энакина дома, и ей казалось крайне любопытным, где и как он живёт, чем он дышит. Нет, приблизительный адрес девушка, конечно, знала. Но одно дело, когда он просто был записан у тебя на бумажке, и совсем другое, когда ты бывала в этом месте лично и не раз.
Окрылённая мечтами увидеть Энакина в неформальной обстановке, Асока, пожалуй, слишком быстро добралась до его дома. И она увидела… Только увидела то, что лучше бы её глазам было никогда не видеть.
Стоя на пороге собственного дома и уже ожидая прибытия Асоки, Энакин и… Сенатор Амидала… Как-то слишком уж неформально прощались друг с другом. Поначалу Асока не придала этому особого значения, хотя её порядком смутило то, что могла делать Падме дома у её учителя. Но потом, потом, когда она своими глазами из приближающегося спидера увидела, как Энакин страстно поцеловал Амидалу в губы так, как Асока хотела, чтобы он целовал её, как Энакин нежно назвал Падме женой… Юной тогруте перехотелось не то, что выполнять совместное задание, ей перехотелось жить.
В тот момент Асоке было так невыносимо больно, так невероятно противно, так непомерно стыдно за себя, за свои глупые безответные чувства к Энакину, что девушка хотела убежать, спрятаться, провалиться под землю, разбиться на спидере и умереть, лишь бы не видеть этого кошмара, лишь бы не чувствовать этого… Этого… Тано даже не знала каким словом можно было обозвать то ощущение, что больно обжигало её душу всепоглощающим пламенем отчаяния, то чувство, что разрывало на куски её нежное, любящее сердце. Это было больнее любой раны, это было страшнее любых пыток, это было хуже, чем плен у Гривуса, Дуку, да пусть хоть у самого владыки Сидиуса. Асоке что угодно казалось менее болезненным, чем это… Это невероятное предательство! И Тано с ещё большим ужасом понимала, что она сама была виновата в своих страданиях.
Это она, несмотря на все запреты мира, смогла вот так глупо и наивно влюбиться в собственного учителя, она же легкомысленно возомнила, что он любил её в ответ, а он не любил. Пожалуй, он даже не догадывался о её чувствах, и Асока поняла это только сейчас, только увидев его с Амидалой. С его женой!