— Как вы? — летит привычный вопрос, на который отвечаю как всегда.
— Хорошо, — открываю глаза и смотрю на наше чудо. — Аврора только проснулась. Уже активно машет ручками, стоит только услышать тебя.
И так всегда. Просто беседа, которая помогает ни мне, ни ему сойти с ума.
Ему — чтобы не свихнуться без нашей близости.
Мне — то же самое, только от одиночества. Потому что я не подпускала к себе никого, даже Николь. Знала — от прежнего Доминика ей бы досталась. За то, что она могла со мной увидеться, а он нет.
Вылечиться от этого невозможно. Только притупить, что и сказал мне Ник. Но и этого было достаточно, чтобы не жить в страхе за свою и дочери жизнь.
— Бель, открой мне дверь.
Снова прикрываю глаза, закусывая губу. Не могу. Хотя очень хочется.
Я тоже хотела увидеть его. Хочу просто потрогать его.
Я поняла это слишком поздно, но… Тяжело отпускать человека, с которым прожил чуть ли не треть своей сознательной жизни. Это привычка, привязанность. И, несмотря на то, что Ник так ко мне относился, сейчас…
Я не видела в нём агрессии, из-за чего тянулась к нему.
Потому что чувствовала — он возвращается к тому, с чего мы начали.
Медленно, потихоньку, мелкими шажками.
Мне не важно, вернётся ли тот Доминик или нет, просто хочу, чтобы я могла ощущать себя в безопасности.
Это не любовь. Нет. Она и рядом не стояла с ней. Свою Аврору люблю. Доминика — нет.
Но я знала — мне не уйти от него. Никогда. Нас разлучит только смерть. Но о ней я не думала, потому что у меня было, для кого жить — для малышки Роры.
И зная это, пыталась смириться. Забыть прошлое, залечить глубокие рубцы на душе. И верить. В то, что Форд изменится.
Потому что Авроре нужна нормальная семья. Нужен отец.
Именно поэтому я готова терпеть.
— Ты же знаешь, я не могу, — говорю через силу.
— Мой врач разрешил, Анабель, — его слова кажутся вымыслом.
Восемь месяцев. Столько мы не видели друг друга. И сейчас, слыша то, что я могу открыть эту дверь и познакомить родную дочь и отца, хочется расплакаться.
Потому что всё это время хотела, чтобы моя малютка почувствовала отца. И чтобы Доминик подержал то, что создал.
Говорят, что ребёнок — плод любви. Но в нашем случае… Плод одержимости, покорности и страдания.
— Я готов, — снова его голос проникает в уши. — Обещаю, что как только пойму, что делаю шаг не туда — уйду. И никогда больше не появлюсь в вашей жизни. Обещаю.
И я верю. Потому что прежний Доминик никогда бы не сказал этих слов.
Встаю на подрагивающих ногах и оборачиваюсь, смотря на металлическую преграду. Прижимаю малышку к себе, и тянусь ладонью к замку.
Страшно. До этого я открывала их только тогда, когда забирала продукты или вещи, а сейчас… Чтобы встретиться лицом к лицу со своим кошмаром.
Делаю всё быстро, чтобы потом не сожалеть. Один щелчок и дёргаю дверь на себя, сразу же поднимая взгляд вверх, на Доминика.
Восемь долбанных месяцев.
И сейчас, стоя друг напротив друга не могли пошевелиться. Смотрели и просто привыкали.
Он не изменился. Никак. Внешне.
Но взгляд его горел.
Не похотью, не страстью. А просто радостью.
— Проходи, — выдыхаю, делая шаг назад.
Он делает шаг навстречу. Закрывает за собой дверь. Смотрит на меня, не мигая. А потом резко подходит, отчего все чувства обостряются.
Лёгкое касание лбов, его ладони на щеках. Нежные прикосновения, которые успела позабыть.
— Бель, я скучал, — выдыхает мне в губы, с закрытыми глазами. Говорил искренне, из души. — Так сильно, что стоял бы так сутками напролёт.
Всё это — нереально.
Не могла моя жизнь поменяться так кардинально за какой-то год.
— Удели внимания не только мне, — на его слова ничего не говорю в ответ. Потому что не разделяла его сильных чувств. Скучала? Не знаю. Хотела увидеться? Да. Для чего? И снова тот же непонятный ответ.
У меня нет таких чувств как у Доминика, но… Они есть. Осталось только разобраться какие.
Ник открывает глаза и отдаляется, опуская взгляд на недовольную на руках Аврору. Да, про неё непутёвый отец и забыл.
Но, несмотря на это, она протянула руку. Наверняка неосознанно просто выставила её вперёд. А Форд сделал то, что хотел — поднял ладонь и коснулся её маленьких пальчиков своими, обхватывая всю ладошку.
Это в первый раз, когда отец трогает свою дочь. Чувствует её тепло, заглядывает её в глаза и… Берёт на руки. Бережно, аккуратно, будто боясь коснуться.
Мне хочется заплакать, но не знаю отчего.
Оттого, что вижу нормального Ника? Или что эта их первая встреча? Или оттого, что мы все вместе? Как нормальная семья?