- Понятно, - отмахнулась она. - Чайник поставь, я печенья купила. Все равно не скоро приготовится.
Я наполнил чайник, включил его и задумался, сидя за столом. Мама, заметив мое состояние, спросила:
- Ты чего такой грустный?
Внезапно я решился на откровенный разговор. Хотел спросить какую-нибудь глупость, типа: "Мама, а если я узнал, что один из моих одноклассников совершил преступление, как мне стоит поступить?" Одним махом преодолеть огромную пропасть, разделившую меня с родителями. Я даже открыл рот, но мама меня опередила:
- Что, наполучал чего-то? "Двойка", поди, опять?
- Ничего я не получал, - отозвался я, как тает в душе порыв.
- А чего грустишь тогда?
- Так. У друга неприятности.
- Тебе не о друзьях думать надо, а об учебе. Дима, это же выпускной год, в конце-то концов!
- Я понимаю...
Позже, сидя в своей комнате, я смотрел невидящим взглядом в учебник и думал. Думал о своем будущем, которое представлялось мне в каком-то сером и вязком тумане. Безрадостная громада института высилась надо мной, являя собой воплощение Высшего Образования. Чему я там буду учиться? Кем пойду работать?
Лишь годы спустя я осознал, что жизнь подростка проходит в абсолютной тьме. И взрослые, которые должны бы помочь тебе выбрать нужный путь, зажигают лишь один тусклый фонарь. "Ты должен учиться, чтобы не забрали в армию. Ты должен устроиться на работу, где платят много денег". Это - все жизненные ориентиры. Нас готовят к бегству от армии, к бегству от бедности. Но никто не поможет тебе понять, где твое место в этом мире.
Сейчас же я сидел, не понимая ничего этого. Я был уверен, что жизнь такая и есть: серая и безрадостная. В ней нет места любви, восторгу, приключениям. Только страх и деньги, деньги и страх.
Тогда я принял твердое решение молчать. Возможно, это был некий подсознательный протест против взрослого общества. Ведь сдай я Бориса, я сыграл бы им на руку. Позволил бы бесчувственной машине правосудия разжевать и проглотить этого необычного человека. Возможно, его преступление было для меня символом освобождения. А может, я просто успел привязаться к нему сильнее, чем можно было ожидать.
Глава 5
Между двух огней
Ночью я спал плохо. Мне постоянно снилось искаженное ужасом лицо настоящего Брика. Каково это - очнуться после долгого забытья и найти в своей памяти убитую маму? Может ли рассудок выдержать такое? Проснувшись утром, я решил задать этот вопрос Принцу.
На большой перемене ко мне подошла Жанна, источая приторный запах духов, и сказала:
- Ну что, зайдешь сегодня?
Как будто и не было того разговора. А может, она просто о нем забыла?
- Сегодня? - переспросил я.
- Ну да. Есть время?
- Есть! Конечно же есть!
- Ну и хорошо. Ты домой заходить не будешь?
- Нет.
- Тогда сразу после уроков пойдем! - улыбнулась она.
Огромных трудов мне стоило успокоить бешено колотящееся сердце. В немалой степени этому поспособствовал Брик, все еще бледный и хмурый с похмелья. Он принялся доканывать меня расспросами о назначении алкогольных напитков.
- Я все еще не могу понять, - причитал он, - какой в этом смысл? Сначала ты полностью теряешь познавательные способности, а потом и весь следующий день оказывается безвозвратно потерянным. Голова болит, работоспособности никакой. Зачем люди пьют?
- Чтобы не думать, - отозвался я, все еще мысленно перебирая произнесенные Жанной слова.
- Чтобы не думать? - поразился Брик. - Люди добровольно отрекаются от самого дорогого, что у них есть?
- Выходит, так. Большинство людей живет не очень-то хорошо. У них куча проблем, их мучают всякие мысли. Чтобы на какое-то время забыть обо всем этом, они пьют.
- Ужасно, - сказал Брик, и его изможденное бледное лицо придало этому слову поистине устрашающую окраску. - Пообещай мне, что никогда не будешь пить.
- Чего?
- Пообещай, что не станешь таким. Когда я тебя оставлю... В общем, я хочу быть спокойным за тебя. Если у тебя будут проблемы - решай их, а не забывай. Хорошо?
- Обещаю, - улыбнулся я.
Тогда мне было очень легко дать такое обещание.
Перед уроком русского языка Софья Николаевна поделилась с нами новостью: через две недели в школе будет осенний бал.
- Я очень надеюсь, что вы все придете, - сказала она. - Ведь это последний год, когда вы вместе. Будет профессиональный оператор. Представляете, какая прекрасная память останется?
Я представлял. Одноклассники и одноклассницы кружатся в вальсе посреди огромного зала, а я сижу за столом, делая вид, что мне все равно. Великолепная память. Надо обязательно будет купить видеокассету с этим торжеством.
- Можете уже сейчас искать себе пару! - Софья Николаевна с улыбкой забила последний гвоздь в крышку моего гроба.
Но вот, наконец, уроки закончились. Я видел, как Петя подошел к Жанне и что-то сказал. Она покачала головой. После этого Петя окинул меня презрительным взглядом и, вскинув голову, удалился.
- Готов? - Жанна повернулась ко мне.
Я распрощался с Бриком и вместе с Жанной отправился к раздевалке. Там на меня всем своим весом обрушились вопросы, ответов на которые я не знал. Идти рядом с Жанной, или чуть поодаль? Подать ей куртку? Если да, то как найти куртку в гардеробе быстрее нее? Как, открыв перед ней первую дверь, успеть подбежать и открыть вторую? Как поступить с дверью, если она открывается от себя? И, наконец, о чем говорить по пути?
- А по какой теме нужно заниматься? - выдавил я, когда мы прошли уже половину дороги.
- А, черт ее знает, - поморщилась Жанна. - Там эти плоскости какие-то, прямые... Вообще этого не понимаю.
- Ясно. Попробуем.
От дальнейших переживаний меня спас телефонный звонок. Жанна достала из сумочки телефон и принялась разговаривать с какой-то своей подругой. Я плелся рядом и украдкой бросал взгляды на ее смеющееся лицо.
Квартира, в которой жила Жанна, встретила меня легким беспорядком. Ее отец, вышедший нам навстречу, поприветствовал меня рукопожатием и обратился к дочери:
- Ты бы прибралась, что ли. Знала ведь, что человек придет.