— Показуха. — Горничная махнула рукой. — Ей бы солдат на плацу муштровать, а не маленьких девочек воспитывать. Но, поговаривают, лэрд в ближайшие недели собирается дома провести. Она и ослабит хватку — надо же и перед ним хвостом покрутить…
— Инала, бездельница! Ты где там? — Раздался снизу командный женский голос.
— Уже иду! — В тон ей ответила горничная. — Ну все, я побежала, еще потрещим.
Отступление.
Дверь за Анной захлопнулась. Возможно, она и хотела показать таким способом свое отношение к данной ситуации, но выглядело это как бегство.
Когда Анна пришла в его кабинет, она была серьезна и напряжена, Андер же, пообщавшись накануне вечером с дочерью, смотрел на Анну и отчасти видел Милени. Темнейшая, если ее отец хоть немного похож на него самого, то Илья горло перегрызет зубами, даром что человек, любому, кто осмелится причинить боль его детям.
Именно осознание этого не позволило ему написать ультимативное письмо в стиле: "вышлите мне чертежи или я вышлю вам вашу дочь по маленьким кусочкам". Да и желания особого не было. Он и так чувствовал себя последним подонком, а в глазах Анны еще и был им.
После неудачной шутки Анна напряглась, спрятала руки за спину, взгляд ее потяжелел. Она приготовилась к бою, и за свою правоту была готова драться до последнего. Маленькая бесстрашная птичка. Именно так ее назвал Князь.
А потом, когда поняла, что никто ее увечить не собирается, растерялась. Удивилась. Признание Андера в том, что никто не осмелится причинить ей вреда, словно выбило твердую землю у нее из под ног. И столько боли и тоски было в больших синих глазах, что Андер действительно почувствовал себя палачом.
Еще вчера она была для него дочерью врага. Инструментом, который поможет получить желаемое. Рычагом политического давления.
А сегодня, здесь и сейчас, он увидел за всем этим чьего-то ребенка. Девочку, что всего лет на десять старше его собственной дочери.
И так мерзко ему стало на душе, что он в порыве признался Анне:
— Анна… Я хочу чтобы вы знали, я не угрожал вашему отцу ни вашим убийством, ни увечьями. Более того, пообещал, что пока вы находитесь в моем доме — будете под моей личной защитой. Никто не посмеет причинить вам вреда.
Сказал он это скорее для себя, чем для нее, чтобы не чувствовать себя чудовищем и мучителем.
А она сбежала. Не поверила? Испугалась?
Глава 6
Первые два дня пролетели более менее спокойно, лишь нарастающее беспокойство Элики давило на меня и напрягало обстановку в целом.
На третий день, стоило Андеру отъехать по какому-то срочному делу, в поместье разразился безобразнейший скандал.
Поводом этому скандалу послужило то, что во время завтрака Милени обратилась ко мне с просьбой сходить с ней в сад и рассказать про птиц.
Не сказать, чтобы я знала о них много, но примерно в ее возрасте я увлекалась рисованием, и мы с отцом подолгу разглядывали каждую пташку на ветвях деревьев, знали птичьи голоса, кто что ест, и кому какое перо принадлежит.
— Дева Милени. — Элики поджала и без того тонкие губы. — Если вы хотите узнать что-то новое, вы должны прилежно учиться и слушать учителей. А не слушать фантазии моей новой помощницы.
— Отчего же фантазии? — Спросила я, нарочито спокойно, силясь подавить в себе вспышку негодования, дабы не выяснять отношения при ребенке. — Дева Милени рассказывала про птиц учителю естествознания, и он похвалил ее глубокие познания в орнитологии.
— Орнитологии. — Она презрительно скривилась. — Зачем юной деве забивать свою прелестную головку такой чушью? Что она будет делать с этим знанием?
— Не стоит забывать — помимо того, что Милени — юная дева. — Я сделала глубокий вздох, отчасти понимая, что что бы сейчас не сказала — не буду услышана закостенелым умом гувернантки. — Она еще и ребенок. И это нормально, и даже хорошо, что она проявляет любознательность. Сейчас она закладывает фундамент…
— Вы меня утомляете, Дева Анна, своими разговорами. — Элики решительно отмахнулась. — Оставьте свое вольнодумие деревенщине вроде вас. Мы же с Милени девы другого порядка. Мы должны блистать.
И таким мечтательным мне показался ее тон, что я поняла — ни разу не соврала Инала, когда говорила, что метит гувернантка на место Дивы Ромм. И так мне обидно от того стало. В первую очередь за маленькую девочку, которую взрослые бессовестно используют в своих играх словно пешку, а она сидит, ковыряет ложкой варенье, пока Элики на нее не смотрит, и не понимает, что происходит.