Андер прокрутил информацию в своей голове, и оценив ситуацию, решил, что тоже бы не отдал свою дочь за подобного типа. Слишком идеальный, сахарный. А внутри — пустой. И отца Анны он тоже понимал. Девы молодые, влюбчивые, падки на яркий мундир. Умнеют только с возрастом, но становится слишком поздно.
— Хорошо. — Он словно не хотя оторвался от ствола дерева, протягивая руку имперцу. — Давай клятву.
Имперец пожал руку, и глядя в глаза Андеру, произнес:
— Я, Маркус Лотсгорд клянусь, что приведу через три дня Алоиза Милануа, без сопровождения.
— Я, Андер Ромм, принимаю твою клятву, и клянусь, что приведу через три дня Анну Милануа.
Оборотень не знал, кто скрепил сделку, Светлейший или Темнейшая, но почувствовал, как божественная сила прокатилась по загривку, поднимая самые маленькие ворсинки.
Андер вернулся под утро. Не думаю, что в его духе было распространяться с домашними о делах, которые он вел, но к завтраку он спустился в весьма хорошем расположении духа.
Элики меня гордо игнорировала, лишь изредка, демонстративно давала мне мелкие поручения, касаемые молодой девы, дабы показать лэрду, что спуску она своей помощнице не дает и ребенок под надлежащим присмотром. Сама же, сев к нему поближе, рассказывала об успехах в учебе у юной дивы. Учитель естествознания ее хвалил вот намедни. Слушать противно.
Андер слушал ее со спокойным интересом, с гордостью посматривая на дочь, а когда Элики, наконец замолкла, позволяя прислуге унести пустые тарелки, обратился ко мне.
— Дева Анна. — Выглядел он не то, чтобы счастливым, но вполне довольным жизнью. — Жду вас в своем кабинете. Безотлагательно.
И, подавая мне пример, встал из-за стола.
— Присаживайся. — Он указал мне на кресло, стоило двери за моей спиной закрыться. — Мне пришел ответ на письмо, что я отправлял. Положительный.
Я похолодела. Ожидаемо, что отец поверил в написанное, но я до последнего надеялась что он проявит благоразумие и хладнокровие.
— Не бледней так. — Он позволил себе легкую полуулыбку. — Все складывается на редкость удачно. Как для тебя, так и для меня. В общем, будь готова сегодня же после обеда, отправиться в путь. Дорожное платье уже лежит в твоей комнате.
Да подавись ты своими платьями, тьмы порождение!
— Это все? — Ледяным тоном спросила я.
— Да, можешь идти. — Он прекратил улыбаться, а голос его стал каким-то печальным.
Возможно, он хотел сказать что-то еще, но я быстрым шагом покинула его кабинет. Гори ты темным пламенем вместе со своим князем его гениальным планом!
Я быстрым шагом прошла мимо Элики, совершенно случайно прогуливающейся мимо кабинета Лэрда. Она одарила меня торжествующей улыбкой, но сказать ничего не успела.
Я быстро сбежала на первый этаж и вышла в сад.
Погода стояла на мерзость хорошая.
Ласковое июньское солнце уже припекало голову, но по утреннему свежий ветер не давал жаре войти в права.
Я почти бежала по выложенным диким камнем дорожкам, чувствуя, как спину прожигает взгляд оборотня.
Я обернулась. Окна его кабинета как раз выходили на сад, отражающееся от них солнце не позволяло разглядеть, стоит за ними кто-то или нет.
Дорожки расходились, петляли между клумбами и ажурными коваными лавочками, не позволяя нигде скрыться от лишних глаз — куда ни глянь — все как на ладони.
— Что за сад такой. — Ворчала я себе под нос, просто чтобы дать вызод накопившемуся раздражению. — Захочешь удавится — и негде!
— Это ты из-за ссоры с Элики? — Раздался из-за спины знакомый голос.
Темнейшая бы побрала эту Иналу! Кто ж так подкрадывается!
— Не бери в голову. — Горничная обошла меня по кругу, в руках у нее была корзинка с зеленью. — Эта упырица любит чужую кровушку попортить, вот и вцепилась в тебя. Она нам, конечно, всем уже как кость поперек горла, но давиться из-за нее до сих пор никто не собирался. Сильно тебе до лэрда досталось?
Смотрела она на меня сочувственно так, проникновенно.
— Что, уже все знают? — С горечью спросила я.
— Да уж конечно. — Инала фыркнула. — Подслушать у Элики не вышло, о чем вы говорили, но она видела, как ты выскочила из кабинета лэрда, словно ошпаренная. Ты не бери в голову, он справедливый, и отходчивый.
— Меня, это, пожалуй, уже не касается. — Я подавила тяжкий вздох. — Сегодня в обед я уезжаю.