Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.
Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.
- Просто не верится, - проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.
- Во что не верится?
- Ну… э… - Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. - В свое счастье, - сказал он. - Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.
Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.
- Ты такой милый, - проговорила она.
Каждое сказанное ими друг другу слово оказывалось искренним и совсем простым.
«Ты не посмеешь»…
Он посмел - и был сейчас счастлив.
- Ты хорошо выглядишь, - как-то сказал ему один из его деловых знакомых.
Недели лета катились одна за другой, и он наконец начал привыкать - по-настоящему привыкать - к мысли о том, что Лаура умерла. Ему уже не надо было повторять про себя одну и ту же мысль: все было в порядке, и это не нуждалось ни в каких повторениях.
Некоторое время он предпочитал держаться подальше от соседей, но вскоре Джанет сама познакомилась с одними из них, затем с другими. «Примечательно, - подумал он тогда, - что она явно останавливает свой выбор на тех людях, кто ведет себя потише, поспокойнее, и обходит вниманием наиболее шумливых.»
Как-то в субботу во второй половине дня к ним на огонек заглянул майор.
- Старина, вы прекрасно выглядите, - заметил он.
При этом майор отнюдь не пожирал взглядом Джанет, как некогда Лауру. И разговаривал он с ней с неподдельной теплотой и почтением, и к Роберту, пожалуй, впервые за все время их знакомства, обращался также подчеркнуто уважительно.
Убаюканный чувством расслабленности и умиротворенности, Роберт был застигнут врасплох, когда Лаура в очередной раз одарила его своей странной, даже зловещей улыбкой.
Ему надо было постоянно быть наготове и знать, что удовольствие не может продолжаться слишком долго, а уж тем более вечно.
Лаура вернулась. Лаура снова улыбалась.
Случилось это в жаркий полдень. Одетая в легкие брюки и белую рубашку, Джанет сидела в тени вишневого дерева и листала какую-то книгу. В метре-полутора от нее на траве разлегся Майкл, время от времени то бормоча себе что-то под нос, то обращаясь к мачехе. Сам Роберт находился у самой кромки воды, собирая выброшенный на берег мусор, и потому едва различал голос сына. Где-то над головой дремотно жужжал самолет.
Внезапно Джанет и Майкл засмеялись. Юноша встал на колени и всем телом подался в сторону женщины, что-то быстро ей сказал, после чего оба снова рассмеялись. На какое-то мгновение они бросили взгляд в сторону Роберта, но потом вновь отвернулись.
Он выпрямился и стал не спеша подниматься по травянистому пригорку в направлении раскидистого дерева.
- Что это вы здесь затеваете? - с ласковой игривостью в голосе спросил он.
И в тот же миг увидел Лауру, злобно ощерившуюся на него. Лишь один-единственный, стремительный, яростный проблеск улыбки, однако и его оказалось достаточно, чтобы у него перехватило дыхание. Нуть покачнувшись, он остановился как вкопанный. Сомкнул веки, снова раскрыл - лицо Лауры исчезло. Его там и не могло быть, оно просто не могло появиться перед его взором.