— Да, не переживайте, — я растянула губы в деланной улыбке. — У меня просто немного разболелась голова.
— Хорошо, Ариш. — Ее пальцы сжали мою руку сильнее. — Навещай нас почаще, мы всегда очень рады и тебе и внукам. Договорились?
— Конечно, я постараюсь. До свидания, Ольга Владимировна.
Свекровь едва заметно скривила губы, ей не очень нравилось, что я звала ее по имени отчеству, но на «маму» я так и не смогла решиться. Она одновременно обняла внуков и заворковала:
— До свидания, мои хорошие! Приедете к бабушке еще?
— Дя! — хором ответили мальчики, подпрыгивая на месте от радости.
Они обожали проводить время у своей любимой бабули, и уезжать наотрез отказывались. Нам со свекровью даже не сразу удалось уговорить их сесть в машину. Наконец, пристегнув своих сорванцов, я устроилась на переднем сидении и погрузилась в свои невеселые мысли. Беспокойство, смешанное с нехорошим предчувствием, не отпускало. Я словно находилась на краю обрыва, который камнем за камнем осыпался под моими ногами, и при этом не могла отступить ни на шаг — моя спина упиралась в холодную неприступную стену.
Дома мы оказались в девять часов. Я включила свет в темном холле и вздохнула — Руслана еще не вернулся. Значит, сделка прошла успешно. После нашей перепалки в кафетерии, желания звонить ему не было. Горло еще жгла обида на его слова, а глаза щипало от непрошенных слез. Все, чего мне хотелось этим вечером — просто свернуться клубочком под одеялом и хорошенько прореветься. Снять с себя все эмоциональное напряжение через слезы. Но, увы, не могла. В детской уже разыгрались мои маленькие сыновья, которых мне нужно было готовить ко сну.
Только когда они мирно посапывали в своих кроватях, я смогла принять душ и легла на кровать поджав ноги к груди. Проверила телефон на пропущенные вызовы, но их не было. Лишь сообщение от мамы, в котором она напомнила про свой финансовый кризис. Со всей этой нервотрепкой я забыла переслать ей денег. Быстро выполнила перевод и положила телефон на тумбочку. Попыталась расслабиться, но даже предыдущая бессонная ночь, не могла заставить мой мозг отключиться. Сон не шел, в голове, как в замедленной съемке, крутился наш разговор с Камиллой. Я вспоминала каждый ее жест, взгляд, изменения в мимике. Не знаю, сколько я так пролежала, маясь от бессонницы, как вдруг услышала осторожный поворот ключа в замочной скважине. Руслан пришел.
Я закрыла глаза, притворившись, что сплю, и ждала появления мужа в спальне. Он вошел бесшумно, но я все равно уловила его присутствие. Легкий шелест одежды и щелчок двери ванной комнаты подсказали мне, что он направился в душ. Осторожно приподняв голову и убедившись, что осталась наедине с его небрежно брошенным костюмом, я подскочила с кровати и как сыскная овчарка принялась обнюхивать его пиджак, пытаясь уловить запах женщины. Гладкий дорогой материал пах только его парфюмом, от которого у меня когда-то кружило голову, а еще легкой примесью табака. Схватила белоснежную рубашку и, включив ночник, внимательно оглядела ее, только ничего не нашла — ни подозрительных следов, ни запаха, ни оторванных пуговиц. Вернула вещи на место и легла в кровать. Нет, я не превращалась в параноика, я уже им стала.
Руслан вышел минут через десять. Я почувствовала, как соседняя половинка матраса промялась под его весом, и мне даже показалось, что он некоторое время наблюдал за мной. Затем щелкнул ночник, который я забыла выключить после своего маленького шпионского расследования, и муж лег на подушку.
Сжалась, понимая, как глупо подставилась. Руслан наверняка догадался, что я не сплю. Некоторое время ждала его слов по этому поводу, но их не последовало. В спальне царила глубокая тишина, а вскоре дыхание мужа стало глубоким и мерным. Он просто уснул.
— Прости меня. Я был не прав.
Это было первым, что я услышала, когда муж в очередной раз вернулся с работы. Мы практически не общались в последнее время. Сильно повздорили, после того, как он узнал о моем разговоре с Камиллой. Разумеется, она все ему доложила на следующий же день, выставив себя невинной жертвой, вынужденной терпеть оскорбления его ревнивой жены. Руслан пришел домой злой и вспылил. Нет, он не кричал, не устраивал скандала с битьем посуды, но его холодная ярость и резкие слова, что я опозорила его на ровном месте, выбили из меня все силы. Когда он запретил мне ездить в дом своей матери без него, я даже не пыталась спорить. Какой смысл, если муж посчитал мои нападки на несчастную родственницу ревнивой истерикой сумасшедшей? Когда он принял не мою сторону, а ее?