– На х… тебе их писать? Зачем, если тебе не платят?
Ну вот, опять. Мне интересно, эти люди и Лермонтову бы говорили, на кой ты, мол, Мишенька, пишешь, на войне и то больше платят. Тем более бабушка у тебя аристократка, и так деньги высылает. Чего ты время-то тратишь свое?
– А какая разница, платят мне или нет? – начала я закипать. Я, хоть и не Лермонтов (далеко!), но цену себе знаю.
– Потому что без денег ты никто, малая, ты че, жизнь не поняла? Фу, тля, ничтожество! – Он показал двумя пальцами, как сгоняет невидимую блоху. – К тебе отношение другое, когда бабла нет! Вот я начал зарабатывать, тачку купил, и все, я в шоколаде! Люди видят тачку и сразу лебезят! Прихожу в офис, менеджеры эти снизу вверх смотрят и сопли мне подтирают! Боятся, что выгоню их и свалят в свои республики обратно, черномазые!
Я подавилась и отставила тарелку с очередным тирамису. Боже, этот быдло-гопник-мошенник еще и нацист! И это существо будет меня жизни учить?
– Знаешь, что, чувак по кличке Серый? Ты можешь много зарабатывать, можешь мало, но это не отменяет того, что я талантливый интеллигентный человек, а ты полное ничтожество. Даже если не брать твое отношение к людям, которых ты обманываешь, обзываешь, а потом покупаешь себе машины на чьих-то слезах. Даже если просто взять сферу труда, который может делать любой. Ты как человек за конвейером, который упаковывает конфеты в пакет. Ты вдруг упал замертво, тебя оттащили, и на твое место поставили нового. Ничего не изменится с твоим отсутствием, понимаешь?
– Че ты мелешь? Я бизнесмен. Я директор своей фирмы! А твои книжки никому не нужны, поняла?
– И что, что директор? Раз в день съездил в офис, подписал бумаги, кому-то позвонил. А дела ведет главбух и управляющий. Эту же работу может делать любой, даже обезьянка. А писателям разным, ну пусть двадцати, дай одно и то же задание. Обрисуй тему и жанр. А выйдет в итоге двадцать разных произведений. Парочка из которых, вполне возможно, будет гениальна. Если ты не способен понять, зачем нужны книги, то это от твоего низкого развития, а не потому, что книги не нужны сами по себе.
– Слышь, ты ничего не сечешь в моей работе, усекла? Я с такими людьми перетер, чтобы мне помещение выделили! К ним на кривой козе не подъедешь! Любой бы этого не сделал! Уже в бетон бы закатали!
– Даже если и не любой, дальше что? Кому ты нужен? Кому нужны ваши железки? Ты никто для Вселенной. Это мне дали талант Свыше. Тебя не будут проходить в школе. Меня не факт, что будут тоже, но у меня хотя бы есть шанс, потому что я пытаюсь делать что-то важное. А ты всего лишь тупое примитивное ничтожество!
С каждым моим словом Серый пунцовел, а глаза наливались кровью.
– Канай отсюда! Только за жратву свою заплати!
Я послушно влезла в сумочку. Хорошо, что имею при себе немого наличности. Не зря мне второй тирамису поперек горла встал, я уже тогда поняла, что ничего мне от него не надо. И лучше заплачу сама.
Пока я искала деньги, он продолжал выливать на меня ушат своего внутреннего мира:
– Кто ты такая, соска? Выпендриваешься, нищебродка, так одна и останешься! Я тебя пожалел, дура, накормить хотел, доброе дело сделать, жениться, может, даже, больше таких дураков не найдешь!
– О, да! Таких дураков только поискать! Да и то вряд ли найду!
Идя к двери, провожаемая взглядами десятка человек (орали мы знатно), я думала, что если бы он не спросил первым делом, сколько я зарабатываю, я бы могла рассмотреть его поближе. Бизнесмен для меня скорее недостаток, как я уже говорила, но вдруг он, допустим, занимается любимым делом, чем-то, чем мечтал всегда заниматься? А значит, он на своем месте. Значит, он важен для мира (такая у меня философия). Но нет! Мерило успеха для него – деньги, и ему плевать, как именно он их получает и скольких людей ему нужно обмануть, чтобы обогатиться, а такие люди не важны. У таких людей нет души. Я всегда мысленно называю их «людишками» и считаю, что имею полное моральное право высказывать им в лицо все что угодно. Если честно, я не уверена, что важна для Вселенной, я говорила это в пылу спора, но в том, что Серый не важен для Вселенной, я уверена на все сто процентов.
5
Девушка медленно ползла по длинному коридору, с трудом волоча за собой израненную ногу, оставляя на светлом полу неровную смазанную длинную подпись, похожую на кардиограмму. Над ней мерцали лампы, издавая неприятный скрежещущий звук.
Ее сердце гулко, часто билось в груди, и барабанные перепонки подхватывали эти звуки и возводили в десятую степень, но даже среди этого невыносимо громкого шума в ушах она услышала тяжелые шаги позади.