Я выхожу обратно на улицу и приказываю мужчинам вытащить его. Пока они вытаскивают моего отца из багажника, я забираю рюкзак, который вечером заранее положила в машину.
Я вижу, как безвольно болтаются руки отца, пока один из парней, подхватывает его под подмышки. Затем они проходят с ним через дверь. Оказавшись внутри, они прислоняют его спящего к деревянной балке.
— Что вы хотите с ним сделать? — спрашивает Кири.
— Сюда, — говорю я, направляясь к маленькой лестнице. Я смотрю на них через плечо, как они опускают его на спину на ступеньки и спускаются вместе с ним. Тело отца пересчитывает все ступеньки. Честно говоря, их грубое обращение с ним приводит меня в ужас, и тут я вспоминаю, что, наверное, сама сошла с ума, раз затеяла все это.
— Куда дальше? — спрашивает Кири, стоя рядом с телом моего отца. Его голос звучит громко, эхом отражаясь от стен.
Я снова осматриваю холодную бетонную комнату.
— Усадите его на стул и крепко свяжите. Веревки в рюкзаке, — указываю я.
— Хорошо, мисс Эванофф.
Я смотрю на отца, как он спит на стуле, и вдруг у меня поднимаются нежные чувства к нему. Это мой отец. Что я делаю? Я сжимаю рукой горло и вспоминаю, что он сделал с Сергеем. И с моим Ноем. Это не мой отец. Этот человек-незнакомец. Не обманывай себя, Таша. За этим мирно спящим лицом скрывается сердце злого монстра.
— Вы уверены, что он надежно связан? Руки и ноги? — интересуюсь я.
— Да, он может двигать только головой, так что не подходите слишком близко, — отвечает мне Васлав.
Я покрываюсь гусиной кожей от страха, потом с трудом сглатываю.
— Хорошо, — говорю я им. — Вы можете выйти, я напишу вам, когда придет время.
— Вы будете чувствовать себя в порядке, оставшись одна? — спрашивает Васлав.
Я смотрю непонимающе на него. Я определенно не ожидала беспокойства от одного из хладнокровных убийц Димитрия.
— Да, да, со мной все будет хорошо. Спасибо.
Он кивает.
— Мы будем ждать вашего сообщения, чтобы вернуться и все сделать.
35.
Таша Эванофф
Мое сердце клокочет в горле, пока я наблюдаю, как они поднимаются по ступенькам и прислушиваюсь к их шагам по верхнему этажу склада, входная дверь за ними закрывается.
В этом угнетающем и жутком месте, мой план кажется нелепым и глупым. Я не могу себе даже представить, что смогу убить своего собственного отца. О чем я вообще думала?
Мне стоило попросить одного из них, чтобы он сделал эту работу.
Я могу их вернуть, но это было бы трусостью с моей стороны. Я должна это сделать сама. Я хочу, чтобы отец понял, почему я пошла на этот шаг. Я хочу посмотреть ему в глаза и сказать, что своими действиями он причинил мне слишком много боли. Он даже не дал Ною шанс. Он просто стер его из моей жизни. Просто так. Как будто он был всего лишь плод моего воображения. Теперь Ной никогда не узнает, как сильно я его любила. Я чувствую себя теряющей разум и хлюпающей носом, отвернувшись от лестницы и думая о том, позволить кому-то другому сделать мою грязную работу за меня.
Я передвигаю кресло напротив отца, и сажусь выжидая, когда он проснется.
Около часа я сижу как под гипнозом, наверное, выгляжу немного обезумевшей со стороны. Да, сходящей с ума от горя. Как только он открывает глаза, я мне хочется его убить. Разве кто-нибудь из моих друзей мог бы себе представить, даже в своих самых смелых фантазиях, что я маленькая тихая, послушная дочь, сижу здесь, замышляя убийство? Но я уже здесь. Наверное, когда я увидела мертвого Сергея, я немного свихнулась от горя. И я по-прежнему невменяемая.
Как только он начинает просыпаться, у меня стучит пульс, словно молоток, я выпрямляюсь в кресле. У него подрагивают веки и губы. Потом он чуть больше открывает глаза, но взгляд еще затуманенный. Он моргает пару раз и трясет головой. Мне кажется, что у него пересохло во рту, потому что он несколько раз облизывает губы и сглатывает. Возможно, у него ломит все тело, когда двое парней тащили его как грушу, пересчитывая им все ступеньки, потому что он морщится.
У него расширяются глаза, он пытается подняться или принять какое-то другое положение, но понимает, что не может двигаться. Неожиданно, до него доходит убийственный сигнал тревоги. Его глаза сужаются, превратившись в узкие щелочки, сначала он смотрит на меня, а потом его взгляд становится более испуганным, когда он видит странную комнату, в которой вдруг оказался. Он бросает взгляд на веревки, которыми привязан к стулу. Он пытается высвободиться, но ненадолго, до него доходит, что он не может освободиться.