— Я подумал, что ты сломала ногу. Татьяна сказала, что Ивану пришлось нести тебя, — говорю я.
— Ты же знаешь, что Иван точно такой же, как и ты. Он даже хуже, чем ты в своей заботе обо мне. Я могла бы спокойно пойти сама, но он сказал, что мне нельзя двигаться. На самом деле, было даже как-то неловко. — Бормочет она себе под нос. — Люди, наверное, подумали, что я настолько стара, что даже не могу ходить или что-то в том же духе.
Я касаюсь ее лица, пробегаю подушечками пальцев по ее щекам.
— Тебе только семьдесят, у тебя даже нет морщин.
— Ты снова разглядывал семидесятилетних старух? — со смехом спрашивает она.
— Я не смотрел на других женщин с того самого дня, когда ты вошла в мой кабинет в своем сексуальном розовом кардигане.
— Ах, ты старый льстец. — Смеется она, отчего мое сердце начинает биться медленнее. С ней все хорошо. С ней все будет хорошо.
— Это правда. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и ты до сих пор прекрасна.
Она улыбается.
— А ты, Ной Абрамович, самый красивый ублюдок, которого я когда-либо встречала.
— Ты нарочно меня поддеваешь?
Она подмигивает.
— А как ты думаешь?
— Посмотрим, будешь ли ты так самоуверенна, как только я заберу тебя домой, нахальная девчонка.
— Эй, кто-нибудь перебинтуйте мне побыстрее эту чертову щиколотку, чтобы я смогла как можно скорее попасть домой, — ворчливо просит она, а потом заливается своим потрясающим красивым смехом.
Конец