Идиллия продлилась чуть больше года, вплоть до того момента, когда Виола Ванмеер погибла в автомобильной аварии.
Горькие воспоминания заставили отца и дочь смолкнуть. Утерев слезы, Хоуп припала спиной к стене и почувствовала, что ей стало легче.
- Прости, пап, - ее голос прозвучал глухо и виновато. - Я не виню тебя, ты все исправил, просто никак не могу смириться, что мамы с нами нет. Я с легкостью проживу без Грега, но никогда не привыкну к пустоте, которая она оставила в этом доме.
- Я знаю. И в этом мы с тобой похожи, - Альберт печально улыбнулся и чтобы прогнать тоску, принялся перебирать стопку писем, которые лежали на комоде.
- День сегодня отвратительный. Я думала, что хуже он стать не может...
Шуршание конвертов не прекращалось ни на мгновение, как вдруг оборвалось, и замерев с одним из них в руках, Альберт поспешно его распечатал. Глаза мужчины забегали по строкам короткого письма
- Оказывается, может...
- Что случилось?
Передав письмо дочери, Альберт уверенным шагом направился к шкафу, где хранились бутылки с вином, и достал одну, даже не ознакомившись с этикеткой. Ящик на кухне звякнул приборами, когда его резко открыли и нетерпеливые, шумные поиски штопора, через мгновения завершили эту симфонию отчаяния. Послышался характерный — чпок!- и красная жидкость устремилась сначала в пухлый бокал на длинной ножке, а потом залпом в тело не падкого на алкоголь Альберта Ванмеера.
- К нам через неделю заявится твоя бабушка Уна, прямиком из Астердама, - послышался голос полный ужаса перед неизбежным.
5 глава
"Это не может считаться нормальным! Выдержать один день, еще куда ни шло, но работать и наблюдать этот кошмар каждый день... Просто невозможно!» Не показывать жалость? Но как?! Она распирает тело, легкие, голову и с каждым выдохом покидает тебя помимо воли и снова нарастает, словно опухоль, требуя выхода.
Бенедикт старался не подавать вида, что его силы на исходе, но мотивация была куда более сильной, чем утром, когда он заявился в детское отделение.
Все было терпимо вплоть до того, как в ординаторскую влетела доктор Уиттон и убедившись, что все в сборе повела процессию, под названием — обход. Бенедикт немало обрадовался, что съемку перенесли на поздний вечер и он мог отстреляться сегодня на общественных работах по-раньше. Но, притянутая за уши бравада, которая служила средством подавления злости и раздражения — улетучилась стоило только встретиться глазами первого маленького пациента.
Это был мальчик, которому по виду не дашь больше восьми лет, но, как оказалось он уже отметил двенадцатый день рождения.
Рак у большинства обывателей ассоциируется в первую очередь со смертью, потом на ум приходит облысение, химиотерапия и болезненная худоба, все эти атрибуты были на месте.
Как же тут уследить за выражением лица?
Жалей, но вида не подавай!
А это вполне естественное чувство, уже заполонило и заразило каждую мысль, богатое воображение Бенедикта, тут же начало подсовывать отвратительные картины и вопросы о его племянниках, потому что возникла потребность понять, что чувствует эта женщина, а это было возможным только вообразив немыслимое.
В глазах мгновенно защипало и Нэд поморщился, прикладывая все силы, чтобы ни в коем случае не выпустить навернувшиеся слезы на волю.
Хоуп задержалась в реанимации, но ее появление заставило бы Бенедикта вздохнуть с облегчением, пусть даже красотка Люси была рядом и до этого они вели весьма фривольную беседу, пока процессия во главе с доктором Алисией Уиттон, медленно перетекала из палаты в палату. Компанию им составил еще смешной, лопоухий паренек по фамилии Дьюри, с которым Бенедикт уже встречался вчера.
С утра Хоуп предупредила доктора Фишер, чтобы та взяла на поруки «новенького», учитывая что анализы пришли отрицательные и его можно было постепенно вводить в курс дела. В ординаторской царила обычная суматоха, Грейс в очередной раз потеряла свой халат «тот, с пояском на спине» - другого, этот сгусток занудства, не признавала, Люси допивала кофе в картонном стаканчике, демонстрируя роскошное декольте мистеру Куперу, который на удивление выглядел сосредоточенным, а будучи еще и в стильных очках, которые он уже вынужден быть надевать, чтобы без труда читать печатный текст, производил впечатление взрослого серьезного человека, когда изучал порядок обращения с пациентами.
Их взгляды на секунду пересеклись и к удивлению Хоуп, он коротко приветливо кивнул и заметив ее замешательство придирчиво впился, изучая внешность своей «старой знакомой» — волосы девушки были заплетены в косу, темные круги под глазами исчезли — значит она явно выспалась, кожа разгладилась и сияла, так что черты преобразились и Нэд подловил себя на том, что оказывается, этот великий доктор походит чем-то на актрису Лорен Бэккол.
Бенедикту выдали комплект стерильной одежды, крайне непритязательной на вид — темно-серо цвета широкие брюки из хлопка и белую футболку с наклееным на нее бейджем.
- Обход начинается в половине десятого и в десять двадцать, когда дежурный врач добирается до подопечных Хантер и Ванмеер, одна из них присоединяется, - Люси выдавала комментарии будничным тоном, в то время как Бенедикт едва мог выдавить из себя осмысленный вопрос.
- А почему не сначала? - он слегка наклонился к девушке, которая теперь была крайне собрана и застегнута на все пуговицы, не то, что в ординаторской, даже чудесные волосы мисс Фишер были с маниакальной аккуратностью убраны под специальную шапочку.
- Здесь у нас пациенты с лейкемией и лимфомами, дальше, через три палаты дети с раком почек, потом нейробластомы идут и шесть пациентов с остеосаркомой, а еще один случай саркомы Юинга, это рак костей. Там дальше уже пациенты нейрохирургов — четыре палаты.
- Подопечные? - мысли Бенедикта путались и он во все глаза пялился на детей, которые по большей части были уже облысевшими.
Обладая наметанным глазом и будучи достаточно проницательным человеком, Бенедикт наблюдал картину борьбы, которую не всякий взрослый мог выдержать столь же стойко. Невольно, он подмечал настолько сильные эмоции, настоящие, которые он так жадно искал в глазах и лицах людей, вглядываясь в них через через объектив фотокамеры. И теперь, изобилие живых кадров, которые не могли оставлять равнодушным, буквально душили его, а мозг только и успевал подлавливать удачные ракурсы, от чего Бенедикту стало совсем худо и одним спасением была беседа с Люси. Первое впечатление складывалось такое, будто она бесстрастный человек, с окаменевшим сердцем, не способный на сочувствие, настолько был ровным и спокойным ее голос, но Бенедикт улавливал в украдкой брошенных ею взглядах на детей единичные вспышки теплоты и участия.
- Да. Доктор Хантер и Хоуп у нас единственные детские нейрохирурги. Но если к первой дети относятся поверхностно, то доктора Ванмеер обожают. Сам увидишь! Так что здесь не их поле деятельности, так сказать.
«Медсестра», «педиатр» и широкий ассортимент обидных шуток, которые Бенедикт успел отпустить в адрес Хоуп, мгновенно навалились на него задевая совесть. И без того было пакостно на душе. Даже мысли о потеря обожаемой им машины притихли и отошли далеко на второй план, вид детей, едва ли не умирающих, затрагивал неведомые до этого момента уголки где-то глубоко внутри, а теперь к ним добавилось и чувство вины.
«Почему она не поставила меня на место? Почему не поправила?» - Нэд чертыхнулся, но тут же понял, что не трудно было прикинуть и учесть его поведение, что для Хоуп, наверняка, заняло, пару секунд - она просто решила не тратить на него слова.
Пообещав самому себе извиниться при первой же возможности, Бенедикт не мог отделаться от мысли, что Хоуп Ванмеер заслуживает если не восхищения, то элементарного уважения.
Передышка закончилась. Мысли вернулись в реальность, совесть притихла, снова уступив место жалости. Одна девочка заплакала, когда доктор Уиттон едва прикасаясь двумя пальцами к ее животу, ближе к правому боку, прощупала небольшой участок. Малышка буквально съеживалась на глазах от боли, пытаясь увернуться от прикосновений, а когда ей задрали больничную рубашку, Люси посоветовала Бенедикту отвернуться, но вовсе не по моральным соображениям, однако, он успел заметить, как прямо из живота девочки, торчала толстая дренажная трубка.
Настроить себя на то, что этот день будет не из легких, было не так трудно, как переварить одну деталь, которая не могла уложиться в голове Нэда. Все, кто входили в состав медицинского персонала настолько владел собой, что они смотрели на всех этих детей и даже выдавливали из себя улыбки. Вполне искренние.
Эти мимические подвиги, разумеется, отличались — в одни верилось с легкостью, другие выползали на лица нехотя и затравленно, но все были продиктованы тем самым чувством, которое накануне Хоуп Ванмеер занесла в черный список и настоятельно рекомендовала Бенедикту избегать всяческими методами.