- Это судьба, а не дружеская встреча. Такой генофонд! Еще скажи, что он у тебя в подчинении?! - балетки повторно полетели в окно и Гард снова кинулся прочь из комнаты.
- Сейчас так не говорят, бабуль, но фактически да.
- Проклятая толерантность! Поэтому мир и рушится. Происходит подмена ценностей, которая уже аукается человечеству. К чему это я? Ах, да! Так ты хоть пользуешься своим должностным положением?
- Все! Я их надела! - туфли заняли свое место на миниатюрных ступнях Хоуп и она недовольно поморщилась.
Не разношенные.
- Можешь не ночевать дома, - стараясь не кричать во весь голос, напутствовала внучку Уна, театрально придерживаясь за сердце.
Пожилая женщина притаилась за углом лестницы, жадно созерцая прекрасную метаморфозу, которая произошла с лицом мистера Купера. Его глаза не горели вожделением, и рот не приоткрылся от удивления, тело не напряглось, это было нечто другое, совершенное и настоящее.
Не любовь, даже не влюбленность, но фундаментальное открытие, словно была подтверждена самая противоречивая гипотеза.
Бенедикт был хорош собой, и Хоуп подловила себя на том, что ее взгляд отдыхал, когда медленно прошелся по высокой фигуре. Как все-таки мужчину меняет костюм.
Это был далеко не тот шалопай и грубиян, который стоил лишь сожаления и сочувствия. Оба знали и запомнили друг друга настолько не похожими на тех взрослых людей, что обменивались сейчас теплой полуулыбкой, что приходилось признавать очевидное — лучшей компании для ужина было не сыскать.
- Прекрасно выглядишь..., - тихим эхом донесся до ушей Уны низкий бархатистый голос, и она замерла, с упоением и тоской вспоминая себя молодой, красивой и полной надежд.
Бенедикт вовсе не удивился, когда узнал, какой ресторан предпочла его спутница. Это было заведение с хорошей кухней, но при этом доступное и спокойное. Как и не удивился тому, что Хоуп была знакома с хозяйкой ресторана, которая ждала ее, кажется, с нетерпением.
Их проводили до самого уединенного столика у панорамного окна, с которого открывался чудесный вид на весь зал, а с другой стороны на бухту Элиот в обрамлении небоскребов даунтауна.
Отвлечься от невеселых мыслей Бенедикту удалось только благодаря задумчивому виду Хоуп, которая то и дело замирала под гнетом очевидной проблемы, множил вопросы с каждой секундой. Из состояния оцепенения ее выводил постоянно бренчащий телефон. В основном это были сообщения, который Хоуп оставляла без ответа.
Кажется, она даже не заметила, насколько была любезна женщина, которая встретила их у входа. Хотя, очевидно, она была знакома со странностями своей гостьи и деликатные вежливые вопросы в скором времени иссякли. Хоуп, как завороженная приняла раскрытое перед ней меню, после чего у нее начался новый бзык и интервалом в минуту, она посматривала на часы, которые украшали тонкое запястье.
У Бенедикта, не было никаких сомнений о том, что случилось нечто плохое, уж слишком явно читалось наличие проблемы на лице его спутницы. Вместо ненужных вопросов, он окончательно расслабился и принялся с самым непринужденным видом изучать перечень предлагаемых блюд, как вдруг Хоуп резко поднялась со стула, бросив на ходу быстрое: «Я сейчас!»
И откуда такая прыть? Кажется, именно она пять минут назад судорожно цеплялась за его локоть, чтобы не свалиться с головокружительных каблуков.
Это не была походка от бедра, ни малейшего намека на соблазнительность и грацию. Хоуп Ванмеер со всех ног неслась к стойке бара, где ее дожидался Фредди Корцетти.
Облик мужчины был под стать мрачному настроению самой Хоуп, но на породистом, малосимпатичном лице итальянца растянулась искренняя улыбка.
Бенедикт тут же вспомнил ехидное замечание Грега Паунда о том, что его бывшая невеста могла совершать поступки далекие от морали.
Легкий поцелуй в щеку последовал незамедлительно, со стороны Фредди, едва Хоуп уселась на соседний высокий барный стул. Перед мужчиной стояли два стакана со светло-коричневой жидкостью — двойная порция виски. Он молча подвинул один из них для своей «знакомой», в то время как она закусила от досады губу, и Бенедикт мог поклясться, что Хоуп вот-вот разрыдается.
Эта мысль поразила его настолько неожиданно, что собственные проблемы померкли. За то время, что он провел в центре, под сомнительным прикрытием волонтерства, Купер сделал для себя честные и от того не особо утешительные выводы относительно себя и Хоуп. Ведь только они двое могли судить друг о друге и делать выводы о взрослении и достигнутых целях.