Приняв перемену за добрый знак, доктор Ванмеер поправила стопку папок и снимков МРТ в руках, после чего вприпрыжку понеслась в свое отделение.
Послеобеденное время прошло без происшествий, если не считать, грустных лиц медперсонала. В ординаторской царила тишина и если медсестры и врачи заходили выпить чашку кофе, то традиционных обсуждений не слышалось. Новость о том, что Бенедикт Купер с сегодняшнего дня завершил свою волонтерскую деятельность, приняли спокойно.
Роуз уже не чувствовала себя способной к тому, чтобы переживать за кого бы то ни было, хоть Бенедикт здорово помогал ей. Вначале - движимый принуждением, а потом с заметным удовольствием, когда привязался к Лулу.
Реакция Сэма была более бурной, мальчик зашмыгал носом, когда Нэд объявил ему, что с этого дня будет посещать его на общих правах, но постарается делать это чаще.
Ни обещание свозить на гоночный трек или подарить абонемент в дельфинарий, не смогли вернуть ребенку того умиротворения, которое окутывало его в последние дни. Сэм мог часами сидеть за столом, увлекшись рисованием или слушать музыку на плеере. Роуз заметила, что его стали меньше мучить боли, и, подчиняясь странной детской привычке быть постоянно в движении, он бороздил просторы длинного коридора, слоняясь без дела.
Ну, хоть кому-то было лучше!
Бенедикт перекинулся парой слов с мистером Хартлоу, чтобы тот подписал согласие на посещение Сэма.
Мужчина, вопреки своему привычному скромному поведению, разразился потоком благодарностей, признавая, тот факт, что сын страдает от одиночества, а потому, ничуть не возражал. От внимания Бенедикта не укрылось, что с ним стали разговаривать, тщательнее подбирая слова и это было неудивительно. Серьезный как никогда, Нэд заявился в отделение в строгом костюме, с накинутым поверх него белым халатом. Дорогие часы, едва уловимый запах дорогого одеколона, кожаные туфли, вместо кроссовок. Будто чужой, незнакомый человек, но с теми же смешливыми голубыми глазами.
С Роуз и Лулу ситуация была много хуже. Девочка была не в силах держать яркие значки с любимым Спанч Бобом, за пополнением коллекции которых так внимательно следила доктор Ванмеер. Роуз, практически, перестала выходить из палаты. Ее разбирала самая натуральная зависть, когда на глаза попадались другие женщин со своими детьми. Даже с теми, которые были слишком слабы, чтобы передвигаться самостоятельно и их перевозили на инвалидных колясках. На них, ведь не навесили ярлык — не жилец.
Лулу было больно сидеть и о невинном развлечении, когда Роуз катала дочку по коридору, наслаждаясь ее довольной улыбкой и восторгом, пришлось забыть.
Сбившись со счета тем дням, которые они провели в стенах больницы, Роуз не допускала мысли о том, что свыкнется со своим положением до той крайней степени, когда хотелось остаться здесь навсегда. Боль, которая рвала материнское сердце, стала почти незаметной. Даже к ней можно было привыкнуть, а грядущая операция и неотвратимые перемены выворачивали тело наизнанку, открывая новые грани невыносимых пыток.
Почувствовав приступ тошноты, миссис Финдлоу сделала глубокий вдох и подняла выше новенький значок, на что Лулу широко улыбнулась.
- Все! - дверь с грохотом ухнула о стену, и в палате застыл вихрь, центром которого оказалась доктор Ванмеер.
Ее глаза горели от возбуждения одержанной победы, а голос немного дрожал.
- Роуз! Деньги нашлись! Откладывать нет смысла, состояние здоровья Луизы, усугубляется с каждым днем. Операция назначена на завтра. Я проведу с доктором Томером остаток дня на инструктаже. Сделаем свежие снимки МРТ, анализы для биохимии возьмут не позже семи утра, потом ЭКГ. К полудню будет готово, а в час начнем.
И хотя голос Хоуп был пропитан уверенностью, миссис Финдлоу не нашла в себе сил подняться со стула - ноги казались ватными, а слова застряли в горле. Но слезы выход нашли.
Брайан и Сэм, присутствовавшие при столь волнительном моменте, не смели шелохнуться и на их лицах медленно гасли и вновь играли бликами крохотных лампочки гирлянды.
Затянутое темными дождевыми тучами небо, не давало пробиться ни одному солнечному лучу и царивший в палатах полумрак разгоняли лампы дневного света. Типичная для сиэтловского лета погода вернулась в полной красе.
Неоднозначная реакция была вполне предсказуемой и Хоуп подошла к девочке, чтобы дать взрослым прийти в себя. Ее легко было ввести в ступор, когда люди без стеснения показывали свою беспомощность, а потому стоило проявить такт и дать всем отдышаться.